Воинский дискурс: три источника, три составные части. Сергей Зверев
Читать онлайн книгу.
врагами, но или из-за множества врагов, или из-за случайности судьбы, или из-за местности, например: «Может показаться врагам, о, воины, что они победили или из-за вашей трусости или из-за их храбрости, я же сознаю и убежден, потому что их или было гораздо больше, чем вас, или из-за места, которое они заранее захватили; в третьих, скажем, что они, хотя Бог на них рассердился за какое-то прегрешение в жизни, но если они его искупят, снова Бог будет сражаться вместе с ними».
Последний аргумент увязывается с популярной у византийцев категорией справедливости. «Наконец, – продолжает автор, – необходимо сказать, что хотя и мы претерпели то, что претерпели, потом война принесет нам пользу, так как враги, презирая нас, будут вести себя более беззаботно на войне, мы же, став более осторожными, будем сражаться более энергично с ними». С явным сарказмом, вызывающим улыбку и по прошествии пятнадцати веков, автор отмечал, что «наш же царь, переложив вину за поражение с воинов на стратега, и нечто более неожиданное нашел» [R.m., LVI, 1–4].
Произнося гневную речь, – «что из-за нашей беззаботности и отсутствия военной дисциплины враги одолеют нас» – полководцу рекомендовалось «не только стыдить потерпевших поражение из-за нерадивости, но и ободрять убеждающей речью и, наконец, побуждать к войне призывающей речью» [R.m., LVII, 1, 2]. При этом оратору следовало удерживаться от грубости и горячности и ни в коем случае не оскорблять слушателей, «ибо, где имеет место поношение, исчезает исправление вины» [R.m., LI, LVIII, 1]. Чтобы высказанное порицание не оскорбило воинской чести провинившихся, византийским стратегам даже рекомендовалось не называть их поименно. В обращении к воинам автор трактата всегда был изысканно вежлив: тексты образцовых речей пестрят выражениями «прекрасные и благородные соратники», «благородное и возлюбленное войско», «любимые дети и братья», «мужи братья и соратники». Последнее выражение было в большом ходу у Цезаря, он пользовался им весьма умело, когда хотел подчеркнуть общность интересов полководца и войск. Об этом писал в своих «Стратагемах» Полиэн (II в.).
Византийцы в своей практике обучения и воспитания войск твердо придерживались метода убеждения. Каждое требование византийского стратега, как подчеркивается в трактате «Rhetorica militaris», должно было быть всесторонне аргументировано; только в критических ситуациях, в условиях недостатка времени признавалось возможным использовать в речи исключительно главные тезисы (т. е. утверждения или отрицания чего-либо).
Византийцы, как и древние греки, любили пространные, хорошо композиционно выстроенные, аргументированные речи. Искусство оратора, его умение логически безупречно вывести умозаключение, наилучшим образом расположить аргументы помимо очевидного выигрыша в убедительности косвенно свидетельствовало в глазах воинов о «компетентности» их военачальника, вызывая уважение к его кругозору и образованности и доверие к последующим приказам.
О необходимости для военачальника владеть «искусством умозаключений, критическим даром»