.
Читать онлайн книгу.
не брили бороды и носили железное кольцо на руке до тех пор, пока не убьют неприятеля (Germ., 31). Когда юноша достаточно доказал свою храбрость, ему вручали щит, и тогда он отпускался со службы и становился полноправным членом государства.
Признания полной зрелости можно было достичь не только на войне, но и выказав свою храбрость на охоте.
Часто бывало, что уже в том самом собрании, в котором заявлялось совершеннолетие или, лучше, выход юноши из детского возраста, полагалось вместе с тем основание для службы его у другого лица в виде оруженосца. Именно обычай допускал, чтобы при Werhaftmachung не сам отец давал оружие сыну, а поручал исполнение этого обряда другому. Тогда этот акт представлял собой не только emancipatio, но и adoptio. Юноша выходил из под власти отца и вступал «под руку» того, кто совершал над ним обряд. В обряде Werhaftmachung имеет, по мнению некоторых ученых, свой зародыш рыцарский обряд посвящения, и это справедливо. Следует только заметить, что, может быть, обряд ударения мечом (ritterochlad) при посвящении в рыцари скорее соответствует второму вручению оружия, в частности щита, о котором было говорено выше.
Упомянем еще о погребальных обрядах германских и затем изложим в самых общих чертах их народные верования. Способ погребения у германцев был двоякий: они или сжигали трупы умерших, или предавали их земле. Нельзя сказать, чтобы распространение того или другого можно было различить хронологически или этнографически. Раскопки доказывают, что они существовали безразлично и одновременно у разных племен, так как часто в большом кургане находился и пепел в сосуде, и остов погребенного человека. Покойник предавался погребению в своей одежде; если позволяли семейные средства, с умершим погребалось и сжигалось оружие и различная домашняя утварь. В могилах, которые раскрывают теперь во множестве, часто находят на ногах, на руках, на пальцах и на шее остовов кольца золотые или бронзовые, медные или железные; подле них обыкновенно лежали пряжки, пояса и другие украшения, стекло, янтарь, глиняные и костяные изделия. Отсюда видно, что слова Тацита о погребальных обрядах, а особенно об отсутствии в них всякой пышности (funerum nulla ambitio – Germ., 27), о том, что германцы не кладут на костер ни дорогих материй, ни благовоний, не совсем точны. Напротив, при сожжении костер украшали оружием и платьем умершего, об этом, впрочем, как бы в противоречие себе же, упоминает и Тацит (там же – Germ., 27), убивали при костре его коня, его охотничью птицу – ястреба, а иногда и еще какую-нибудь певчую птицу. Наконец, умерщвляла себя иногда и жена, которая хотела следовать за мужем в царство мертвых, или его любимый слуга. Так, например, в Эдде рассказывается, что когда умерла Брунгильда, то вместе с ней были сожжены тринадцать ее служанок и один слуга.15 У греческого писателя Прокопия есть также указания на факты подобного рода (Procopii. De bello gothico. VI (II). 14, 25).
Этот обычай, кажущийся нам верхом жестокости, был связан с суровой религией германцев, краткий очерк главных оснований которой мы теперь и сделаем в заключение нашего обозрения главных сторон быта будущих