– Ох вы, бабьи дела келейные! —

      Положил свою кладь на лавочку.

      – Вынь из ближнего, из нашейного

      Из платочка сваво – булавочку.

      Ты упрись ею в грудь высокую,

      Напои ее кровью досыта.

      А пленишь молодого сокола,

      Помяни и меня, красоточка! —

      Дерганула рукою спешною:

      Грудь раскинулась – цветом яблочным!

      Вынимает из тела грешного

      Пурпурóвую – всю – булавочку:

      «Всю до капли кровь

      За его любовь!

      Всю из жилок прочь

      За одну за ночь!»

      Тот булавку враз

      Ртом клыкастым – хвать!

      – Как начнет в волнах

      Дева-Зверь вставать —

      И вколи ему змейку в шиворот,

      Чтобы вся их любовь – навыворот!

      От булавки той – будет крепко спать,

      Она звать его, а он пуще спать…

      Ляжет парень смирней травиночки,

      От кровиночки-булавиночки.

      Вру – оставь в руке

      Бороденки клок! —

      А она в тоске:

      «Получай залог!»

      И, прильнув к бороде взъерошенной,

      В ночь – с улыбочкой перекошенной.

      Лежит Царевич мой бессонный,

      Как лебедь крылья разбросал;

      «Всё отдал бы, весь сан престольный,

      Кто бы мне душу распростал!

      Не естся яблочко румяно,

      Не пьются женские уста,

      Всё в пурпурóвые туманы

      Уводит синяя верста.

      Каким правителем вам буду,

      Каким героем-силачом —

      Я, гусляришка узкогрудый,

      Не понимающий ни в чем!

      Как с конницей-свяжусь-пехотой,

      Когда до бабы не охоч!»

      И, опершись на локоточек,

      Такой унылый смотрит в ночь.

      А за дверью скреб да скреб…

      «Дядька, ты?»

      – Я, твой лодырь,

      Твой холоп-лысолоб!

      Светлый колос мой, опять клонишь лоб?

      Слабый голос твой меня силком приволок!

      Что ж не спишь опять? – «Не сплю, не дремлю,

      Дрему, радужную птицу, ловлю.

      Поступь легкая, и птица близка,

      Да ни сети у меня, ни силка».

      – Не испить тебе бы маку? —

      «He в настойке суть!

      В этих подлостях и так уж

      Я увяз по грудь.

      Все-то нежат