Ах, сколько женщин! Белый свет

      Заполнен ими – разве нет?

      Свобода! Он тобой дышал,

      От женщин трепетных зависим,

      И с ними уносился к высям,

      А ветер времени крепчал.

      Лицеем выпущенный в свет,

      Он во все тяжкие пустился,

      Напропалую веселился,

      Шалея от своих побед.

      Но нет побед без поражений,

      Без унижений – достижений.

      Да, заражался – было дело,

      К врачу на койку попадал,

      Таблетки горькие глотал, —

      Но снова шел в атаку смело.

      Как легкокрылый мотылек,

      Летел на каждый огонек.

      Хоть некрасив – но он был молод,

      И днем и ночью шел на бой,

      И утолял порой свой жгучий голод

      Порой из ямы выгребной.

      Стихи? Да к черту все стихи,

      Коли они – любви помехи.

      Милее сладкие грехи

      И многошумные утехи.

      Для сочиненья – ни минутки.

      Но вот, с меркурием в крови

      И с сожалением в рассудке,

      Он в лазарете от любви.

      В больнице времени навалом!

      С таким досугом небывалым

      Он взялся за большущий труд:

      Руслан с Людмилой – время ваше!

      И замысел его все краше.

      Тут не добавить ничего:

      Жизнь человека закружила.

      Спасибо, хворь, что ты его

      Хотя б на время положила.

      Такое с Пушкиным бывало:

      Болезнь искусству помогала.

      Стекали капели со стрехи

      И с пылью питерской мешались.

      Любовь рвалась в его стихи,

      Стихи любовью завершались.

      Судьба швырнула в Кишинев –

      Проклятый город униженья,

      Любви, тоски и постиженья,

      Что был и жарок, и багров.

      Здесь юг, здесь вечная весна.

      Какого же тебе рожна?

      А женщины везде похожи

      По страсти, похоти и дрожи.

      Свиданье раз назначил он

      С прелестницей-аристократкой.

      И вот он, миг свиданья сладкий!

      Весь сад луною озарен.

      Целуются два голубка,

      Хотя и замужем голубка.

      Он оторвал уста от кубка, —

      Дорога страсти нелегка,

      Того гляди – намнут бока.

      Слились влюбленные уста,

      И дама прилегла устало,

      Как предисловие финала.

      Вдруг из соседнего куста

      Выскакивает к ним цыганка

      (А может быть, и молдаванка):

      Ревнивой ненависти вид,

      Раскинуты как грабли руки,

      Лицо безумием горит, —

      Обличьем разъяренной суки.

      Врагине в волосы вцепилась

      И дергала туда-сюда,

      И драка на земле продлилась

      Картиной Страшного суда.

      Одна другой не уступала,

      Пылали женщины огнем.

      И каждой словно было мало…

      Их Пушкин разделил с трудом.

      Проникнут