На лазоревые ткани

      Пролил пальцы багрянец.

      В темной роще, по поляне,

      Плачет смехом бубенец.

      Затуманились лощины,

      Серебром покрылся мох.

      Через прясла и овины

      Кажет месяц белый рог.

      По дороге лихо, бойко,

      Развевая пенный пот,

      Скачет бешеная тройка

      На поселок в хоровод.

      Смотрят девушки лукаво

      На красавца сквозь плетень.

      Парень бравый, кучерявый

      Ломит шапку набекрень.

      Ярче розовой рубахи

      Зори вешние горят.

      Позолоченные бляхи

      С бубенцами говорят.

      Белая свитка и алый кушак,

      Рву я по грядкам зардевшийся мак.

      Громко звенит за селом хоровод,

      Там она, там она песни поет.

      Помню, как крикнула, шигая в сруб:

      «Что же, красив ты, да сердцу не люб.

      Кольца кудрей твоих ветрами жжет,

      Гребень мой вострый другой бережет».

      Знаю, чем чужд ей и чем я не мил:

      Меньше плясал я и меньше всех пил.

      Кротко я с грустью стоял у стены:

      Все они пели и были пьяны.

      Счастье его, что в нем меньше стыда,

      В шею ей лезла его борода.

      Свившись с ним в жгучее пляски кольцо,

      Брызнула смехом она мне в лицо.

      Белая свитка и алый кушак,

      Рву я по грядкам зардевшийся мак.

      Маком влюбленное сердце цветет.

      Только не мне она песни поет.

      В цветах любви весна-царевна

      По роще косы расплела,

      И с хором птичьего молебна

      Поют ей гимн колокола.

      Пьяна под чарами веселья,

      Она, как дым, скользит в лесах,

      И золотое ожерелье

      Блестит в косматых волосах.

      А вслед ей пьяная русалка

      Росою плещет на луну.

      И я, как страстная фиалка,

      Хочу любить, любить весну.

      О дитя, я долго плакал над судьбой твоей,

      С каждой ночью я тоскую все сильней, сильней…

      Знаю, знаю, скоро, скоро, на закате дня,

      Понесут с могильным пеньем хоронить меня…

      Ты увидишь из окошка белый саван мой,

      И сожмется