Мой принц. Лидия Чарская
Читать онлайн книгу.
мне дал его помощник!
Но мои тонкие руки обладают, очевидно, некоторой силой, и первые приемы вышли у меня достаточно удачно. Наши учителя остались довольны мною и Ольгой. Обещают нам несомненный скорый успех в искусстве владеть рапирой и шпагой.
К двум часам мы возвращаемся в дамскую. А четвертью часа позже в коридоре поднимается необычайная суета.
– Маэстро пришел! – различаю я в общем смутном гуле.
Как будто день, до сих пор дождливый, проясняется при появлении очень полного человека с полуседой гениальной головой. Приветливая, улыбка играет на тонких губах «маэстро» – как принято на курсах называть Владимира Николаевича Давыдова.
Он стоит подле кафедры, положив на нее руку, и пристально осматривает каждого из нас.
И вот раздается его мягкий голос:
– Садитесь, господа. Прежде чем заняться с вами, я бы хотел узнать, что влечет вас на сцену. Я, конечно, понимаю, что среди вас большинство, если даже не все, надеются на прочный заработок, если есть способности, талант. Это, так сказать, своим чередом. Но я уверен, что не только ради заработка вы выбрали профессию артиста. Ведь вы, наверное могли выбрать другую, более выгодную профессию. Были и есть, очевидно, другие причины, заставившие вас посвятить себя сцене. Вот мне бы и хотелось узнать, что именно привлекло вас сюда. Надеюсь, вы ответите мне откровенно… Вот, вы первая потрудитесь ответить на мой вопрос, – неожиданно быстро обратился он к Марусе Алсуфьевой, усевшейся на первой парте.
Маруся вскочила со скамейки и отчаянно затеребила кончик косы, перекинутой через плечо:
– Я не знаю, право… Это как-то безотчетно вышло… меня с детства влекло на сцену… Мы дома устраивали театры, потом я читала на литературных занятиях в гимназии. Потом участвовала в любительских спектаклях. А сюда я попала как-то неожиданно…
Маруся сбилась и смолкла.
– А вы? – спросил Давыдов Берегового.
– Мой отец был комиком в провинции, и я хочу хоть отчасти продолжать его дело.
Слово за словом полились ответы. Боб Денисов оказался сыном оперного певца. Коршунов происходил из писательской семьи, где собирались художники и артисты, подметившие дарование в мальчике. Федя Крылов, самый юный, промямлил, что в театре весело, а в университете скучно, и что ему все равно, где учиться теперь. Немчик Рудольф поднялся со своего места и, чуть хмуря брови над детски-ясными, застенчивыми глазами, произнес чуть слышно:
– Позвольте мне не ответить на этот вопрос. Это мое частное, личное дело.
Мы ахнули и со страхом взглянули на маэстро. «Дерзость» Рудольфа поразила нас.
Но Владимир Николаевич улыбнулся только мягкой, словно ободряющей улыбкой.
– Вы? – спросил он Орлову.
– Я люблю сцену! Люблю театр! – зазвучал ее красивый голос. – Я оживаю только в театре, только во время пьесы!.. Тогда жизнь, обычная, серая, перестает для меня существовать… Вот почему я решила посвятить себя сцене.
Орлова не докончила и устало опустилась