Автобус междугородный, вечерний или ночной,

      Его контингент голодный, ничейный и сволочной,

      Бездомный и беспородный, свободный и несвободный,

      Садовый и огородный, плодовый и овощной.

      Грейхаунд набит грехами, и два его этажа

      Качаются, громыхая, подпрыгивая, дрожа.

      Грейхаунд набит бомжами, подростками,

      что сбежали,

      …ми[3], которых прижали, и хиппи грязней бомжа.

      В России такие едут в ЛИАЗе по вздыбленному шоссе,

      По Черни, по Черной Грязи, на Каме или Чусе,

      От Велеса до Сварога, от Бога и до порога, –

      Но в Штатах таких немного, а наши такие все.

      В России зима и лето, Находка и Краснодар

      Толкают тебя вот в это, влекут тебя под удар,

      Толкает каждое слово, и Выхино, и Коньково,

      А здесь дойти до такого – потребен особый дар.

      Среди отмеченных даром сидит с печальным мальцом

      Бабенка с еще не старым, но часто битым лицом –

      Спасается ли от обыска, торопится ли из отпуска

      Иль просто увозит отпрыска, расставшись с его отцом.

      Младенец ее попискивает, стесняясь чужих ушей,

      Улыбка ее заискивает, как часто у алкашей,

      Чтоб даже из этого транспорта, заспанного и тряского,

      Кто-то, не столь потасканный, не выкинул их взашей.

      Но стоит кому-то искоса взглянуть на ее дитя,

      А может, в порядке искуса, конфету сунуть шутя, –

      В ней тут же изобличится затравленная волчица,

      Орлица, стальная птица неведомого литья!

      Чуть кто-то тронь ее дитятко – желая ей же помочь, –

      Какого бы визга дикого наслушалась эта ночь!

      Бывают такие полночи, в каких не бывает помощи:

      Проходишь, держась за поручни, запомнишь – и тут же прочь.

      Так вот, мой ангел-хранитель, под чьей корявой рукой

      Спасается сочинитель, – я думаю, он такой.

      Вы локтем его толкаете. Он как бы всегда в нокауте,

      Он как бы всегда в Грейхаунде над черной ночной рекой.

      Он вечно меня таскает по разным материкам,

      Нечасто меня ласкает и часто бьет по рукам,

      Одежда его замызганная, улыбка его завистливая,

      Он смотрит на всех заискивая, как сука в глаза волкам.

      Меня он колотит на людях, чтоб меньше