Причудлива, логична, неверна, —

      Сухая пыль кофейного зерна

      На дне стакана сеточкою трещин

      Два силуэта показала – женщин.

      За годы этот образ не поблёк —

      Два профиля впечатались в сетчатку —

      Тревожащий причудливый намёк —

      Нередко возвращаюсь к отпечатку…

      Заваривая кофе всякий раз,

      Я не жалею нескольких минуток

      Пред марафоном предстоящих суток,

      Чтобы на дне опять увидеть вас…

      Уже другие кофе, век, стакан —

      Так силуэты и не повторились,

      А может, не пробились сквозь обман,

      А я в пыли увидеть что-то силюсь…

      Чернеют скорбные цветы,

      Желтеют траурные буквы…

      Лежишь под буквами не ты…

      И речи – не тебе как будто.

      И я боюсь произнести,

      Вдохнуть мешающее слово…

      Цветам уже не зацвести —

      И в сердце рушатся основы.

      Жгут незадавленные слёзы,

      Плотина держится едва.

      Молчу, какие тут слова!

      Дрожат чернеющие розы.

      Не ты, не ты, жива, жива —

      Надежда глупая на чудо:

      А вдруг на час, на миг – оттуда.

      Нашёл бы главные слова…

      А может, мне… туда – отсюда?

      На миг, на час… жива, жива.

      Сейчас окликну, ты ответишь.

      Чего ж ты медлишь, окликай!

      Чернеет памяти река —

      Один, один на этом свете.

      Блеснул в весенней сонной чаще

      Неверным пятнышком ручей.

      Не очень даже настоящий.

      Совсем пока ещё ничей.

      Почти без голоса и силы,

      Ещё не знающий – куда,

      Такой беспомощный и милый…

      И очень вкусная вода.

      Сместился центр тяжести в стихах —

      И каждым словом плоть рвалась на клочья,

      И шевелился бездыханный прах

      Того, кому в горах не смог помочь я.

      Я еженощно вспоминал тот день —

      И целый год в бреду и на бумаге

      Рубил в снегу к спасению ступень,

      И расходился со спасеньем в шаге.

      Сам триста раз я погибал в снегу,

      Но каждым утром просыпался с болью.

      Порой казалось – больше не могу,

      И прятал память в черноте застолья.

      Но ни слова, ни водка не вернут

      Ни тот карниз, ни ветер, ни страховку.

      И никогда не превратится труд

      Увечной памяти – в живого Вовку.

      Недели мечутся по кругу:

      Полсотни – год, полсотни – два.

      Года десятками друг к другу

      Ложатся, как в строку слова.

      В кольцо очередная фраза

      Сложилась, вечность завершив,

      Застыв до следующего раза —

      На миг – до следующей души.

      И