Почти два века нет поэта,

      Но как под дулом пистолета

      Его потомок вновь стоит,

      Так, как стоял тогда пиит.

      Моей рукою боль вела,

      Не написать я не могла,

      И что теперь греха таить —

      Хочу боль с вами разделить.

      А разделить иль отказаться,

      Не получившим труд сказаться,

      То воля ваша, выбор есть,

      Да не по мне такая честь.

      Но всё ж сомнения отбросьте,

      Прочтите, да и в печку бросьте,

      За час потраченный браня

      И труд, и автора – меня.

      Прости, что женского я рода

      И что с тобою я на «ты»,

      Чужды тебе моя природа

      И незнакомые черты.

      С небес холодных ты взираешь,

      И телом, спящим под крестом,

      Ты ничему уж не внимаешь

      Под указующим перстом.

      Но дух по-прежнему витает,

      Что будоражил кровь твою,

      И вдохновеньем долетает,

      Прося унять тоску свою.

      Твоя душа с моею слита,

      И в предрассветный, ранний час,

      Когда дремотой всё покрыто,

      Ты начинаешь свой рассказ.

      Твой голос тих, ему я внемлю,

      Скорей не голос это – дух,

      Спустившийся с небес на землю,

      Пока не прокричал петух.

      И я в своём оцепененье,

      Пытаясь слов не пропустить,

      Строчу в полночном упоенье,

      Чтоб ничего не упустить.

      Рука твоя моею водит,

      Два века долгие спустя,

      Она меня в твой мир уводит,

      Чтоб описать, как, колеся,

      По жизни бренной ты метался,

      Терзался дух твой, с ним же плоть,

      И как один потом остался,

      Не в силах свет перебороть.

      И оттого это, быть может,

      Что не успел ты досказать,

      И твою душу так же гложет

      Словес невысказанных рать.

      Твоим сомнениям я внемлю,

      Прошу у Бога только сил,

      Всё за грехи свои приемля,

      Чтоб передать, что ты просил.

      Как и мечтал, ты стал великим.

      Среди потомков некто есть,

      Кто отстоит в пространстве диком

      Твою поруганную честь!

      Нам не жить уже беспечно:

      Цепью, что «на дубе том»,

      Мы прикованы навечно,

      Как молитвой и постом.

      Струны тонкие играют

      Им разбуженной души,

      Его чувствами страдает

      Сердце русское в тиши.

      Постигая наслажденья,

      Радость, боль, любовь, тоску,

      Привыкаем к ним с рожденья,

      Как к грудному молоку.

      С ним в душе везде мы дома,

      Пушкин в нас, как в сердце – кровь,

      И страницы его тома

      Мы листать готовы вновь.

      Был век французский на Руси,

      О том историю спроси.

      К нам гувернёров господа

      Везли из Франции тогда.

      Дабы привить нам вкус французский,

      Везли бордо, пирог страсбургский,

      И вот уже картавил