Женщины, вы все, конечно, слабые!

      Вы уж по природе таковы.

      Ваши позолоченные статуи

      со снопами пышными – не вы.

      И когда я вижу вас над рельсами

      с ломами тяжелыми в руках,

      в сердце моем боль звенит надтреснуто:

      «Как же это вам под силу, как?»

      А девчонки с ло́мами веселые:

      «Ишь, жалетель! Гляньте-ка, каков!»

      И глаза синющие высовывают,

      шалые глаза из-под платков.

      Женщин в геологию нашествие.

      Что вы, право, тянетесь туда?

      Это дело наше, а не женское.

      Для мужчин, а не для вас тайга.

      Но идете, губы чуть прикусывая,

      не боясь загара и морщин,

      и, от ветки кедровой прикуривая,

      шуткой ободряете мужчин.

      Вы, хозяйки нервные домашние,

      так порой на все ворчите зло

      над супами, над бельем дымящимся…

      Как в тайге, на кухне тяжело.

      Но помимо этой горькой нервности,

      слезы вызывающей подчас,

      сколько в вас возвышенности, нежности,

      сколько героического в вас!

      Я не верю в слабость вашу, жертвенность.

      От рожденья все вы таковы.

      Женственней намного ваша женственность

      оттого, что мужественны вы.

      Я люблю вас нежно и жалеюще,

      но на вас завидуя смотрю.

      Лучшие мужчины – это женщины.

      Это я вам точно говорю!

      В Бакуриани снова я. Так надо,

      как это было надо год назад.

      Деревья смотрят добро и мохнато,

      и крошечные лыжники скользят.

      Бездумная младенческая нега

      в стране снегов и белых-белых тайн.

      Наверно, снег идет отсюда в небо

      и облаками делается там.

      Я не один теперь. Мы здесь вдвоем,

      два беглеца от суеты долины,

      и, как снежинки, мы неразделимы,

      на склоне этом горном снеговом.

      Нас радует простая здравость лыж,

      биточков со сметаной и боржома.

      Здесь нет друзей, но нет враждебных лиц,

      не надо с кем-то спорить и бороться.

      Но этого-то мне недостает.

      Не все же суета внизу, в долине.

      Конечно, воздух там совсем не тот,

      но там борьба великая идет,

      и от нее себя мы отдалили.

      Выдумываем яблочный режим,

      но знаем все же неопровержимо,

      что от режима этого сбежим,

      а