Увы, и недоумки-гранды

      в футболе есть по временам,

      но не к лицу не вспомнить нам, —

      был высшим разумом команды

      Никита Палыч Симонян.

      Он смолоду был прозван Палыч

      из уважения к нему.

      Он был Разумно Поступалыч

      по отношенью ко всему.

      Он обладал мягчайшим даром

      утихомирить забияк

      и, сбитый вкрадчивым ударом,

      умел не мстить, а забывать.

      Он видел поле всею кожей,

      как будто вся она из глаз,

      и, на «звезду» был непохожий,

      и скромный был не напоказ.

      И можно ведь прожить без мата,

      себя изысканно вести,

      наказывая грубость мягко

      и твердость мягкостью спасти.

      И Симонян с любой нагрузкой

      играл так вежливо в футбол,

      как будто был в команде русской

      самой Армении посол.

      В ЭсЭсЭсЭр необходимый,

      как черный хлеб или лаваш,

      был хрип Синявского Валима,

      летящий к нам через Ла-Манш.

      И в репродукторы дышали

      мы, внуки каторг и лучин.

      Нас всех смотреть футбол ушами

      Вадим Синявский научил.

      Мы, веря с искренностью детской

      в наш краснозвездный третий Рим,

      болели за Союз Советский,

      и был распад непредставим.

      Футбол мы слушали на кухне —

      он из тарелки черной шел,

      и колокольно сквозь их «кокни»[27]

      звучал наш каждый звонкий гол.

      Взаимоненависти скотской

      не знал наш коммунальный чад.

      Был круг болельщиков московский

      голубоглазый, и раскосый —

      из еврейчат, и татарчат,

      из стариков, мальцов, девчат,

      где Сулико, и Фатимат,

      и не забыть шалавы Груньки,

      чьи подрастающие грудки

      и нынче в памяти торчат.

      Когда, в ворота наши метясь,

      к нам прорывался Стенли Мэтьюз,

      чуть не кричал Синявский: «Стой!» —

      и был главней, чем Лев Толстой.

      Когда в Москве ночами брали

      соседей, дедушек, отцов,

      то в Лондоне на поле брани,

      незримы в лондонском тумане,

      сражались тыщи огольцов.

      «Шаланды, полные кефали»

      как гимн мы пели, голодны.

      Мы кипяток пустой пивали,

      а все же счастливы бывали —

      всем ЭсЭсЭром забивали

      в ворота Англии голы…

      Люблю тебя, когда меня ревнуешь.

      Так молния отмщает свысока —

      и подожжет деревья и траву лишь,

      а после дом и даже облака.

      Люблю тебя, когда меня ревнуешь.

      Прекрасен полный взрывчатости взгляд.

      Такое