Вокруг пустыня снежная,

      Сугробная волна.

      Бездумная, безбрежная

      Забвенья пелена.

      Во благостном успении

      Почиет жизни даль —

      Земное устремление,

      Греховная печаль.

      Проснулись звезды млечные,

      Сияют и горят.

      За аркой их – Предвечного

      Воздвигся Новый Град.

      Матушка Сепфора стоит у плиты.

      Щи со снетком кипят, раскипаются.

      Батюшка намедни: «Знаешь ли ты,

      Как Моисея жена прозывается?»

      – Где уж нам, – краской лицо залилось, —

      Батюшка, простите, я ведь не начетчица.

      Батюшка премудрый: Библию насквозь

      Всю оттрубит и назад воротится.

      «Ты, – говорит он, – Сепфора, и есть

      Жена Моисея, ты, несуразная».

      Сел и велел мне страничку прочесть,

      Где про меня с Моисеем рассказано.

      Надвое море он палкой рассéк.

      Воды как стены стоят нерушимые.

      Господи, был же такой человек,

      И жена у него, Сепфора. Любимая.

      – …Ой, покатилась волна по плите…

      Снеток за снетком разбегаются.

      …Чуть позабудешься в грешной мечте,

      На кухне беда приключается.

      Рассыпала четки черница.

      Смутилась, не знает, как быть.

      «Начни-ка без четок молиться,

      Вражонок того натворит…

      Пока перенижешь все бусы,

      Чего не нашепчет тут бес.

      О, Господи мой, Иисусе,

      Надену из Киева крест,

      Почаевским ладаном буду

      Анчутке курить на беду.

      Успел, бедокур, напрокудить,

      Трех бусин никак не найду».

      Молнии с неба слетают[67].

      Молнии землю пронзают

      Синим, лиловым огнем.

      В пламени сад твой и дом.

      Не спасти колыбельку твою.

      Баю-баюшки, баю-баю.

      Тихая встала могила,

      Крест над сыпучим холмом.

      В мире почило, что было

      Бурей, мечом и огнем,

      Что сожгло колыбельку твою,

      Баю-баюшки, баю-баю.

      Зачем душа боится муки[68],

      К столбу