Вздремнул немного, тридцать – сорок лет?

      И не скажу – считать такую мелочь!

      Мир – тот же. Тот же климат. Звёздный свет.

      Всё тот же час на циферблате —

      вечность.

      Но что там заворочалось сейчас,

      Внутри меня, всё в недра забираясь?

      Никак она? Ну, да – моя сосна.

      Однако ж вымахала ты, родная!

      Добро бы, если б лезла в высоту —

      Такая уж у вас, дерев, планета —

      царапай небо, рви ошмётки туч

      колючепёрыми крылами веток!

      Но эти корни в глубине меня…

      У той,

      что только капельку просила,

      Когда была не дерево – фигня,

      Какая разрушительная сила!

      Взялась! Сжимает, лезет, и крошит,

      И клинья трещин загоняет в тело…

      Послушай, ты!

      Ведь я же монолит!

      Ты понимаешь хоть, что ты наделала?

      Не понимает…

      Медлен мой язык.

      Секунды слов моих – десятилетья

      Её работы – суеты живых…

      Уже в расщелинах гуляет ветер.

      Уже вода протачивает путь

      В глубокие дырявые глазницы.

      Песок летучий выщербил мне грудь,

      Во впадинах плечей гнездятся птицы.

      Я трескаюсь от солнечных лучей,

      И замерзанье льда крушит мне рёбра.

      В кавернах недр,

      в провальной черноте

      Гниенье глины началось недобро.

      Ну, что ж!

      Готовьте на поминки снедь.

      Как мохом обрастаю я кручиной.

      И горько мне, и неохота мне

      Сказать,

      что ты тому первопричина.

      О, дерево, взлетающее ввысь!

      Не попрекай меня, что слишком сух я.

      Расти.

      Безумствуй в небе.

      Берегись!

      Твоя опора

      очень скоро

      рухнет.

      В русле житейской прозы

      Мудро плывёт латынь —

      Спиленные берёзы,

      Связанные в плоты.

      Варварского железа

      Натиск неоспорим.

      Телом своим полезен,

      Пал белоствольный Рим.

      Был веселее марша

      Бензопилы мотив.

      Пали берёзы в марте,

      Почек не распустив.

      В памяти их паденье,

      Пытки стальной скобой,

      Тысяча вёрст теченья,

      И – смиренье с судьбой.

      Реки в разводах нефти,

      Чайки крикливый стих,

      Бури пенные плети

      Стали уделом их.

      Но, сохранённый летом,

      Жил