Великолепная десятка. Выпуск 2: Сборник современной прозы и поэзии. Коллектив авторов
Читать онлайн книгу.
скудельный и священный дар —
И, скатываясь в глине по оврагу,
Вздымал, как стяг, – чтоб отвести удар.
В ней Цель и Смысл звенели – искупленьем
Житейских бурь и предвещали час,
Когда огонь взовьётся по поленьям,
И ты меня обложишь, горячась:
Мол, идиот я! Мол, в такую пору
Мог взять такси, а не переть сквозь лес!
Я ж – соглашусь смиренно и без спору,
Чтоб поддержать семейный политес.
И мы с тобой, о, Муза (в смысле – Муся),
Нальём себе – я водку, ты – коньяк,
И, осмелев, описывать примусь я
Свой "подвиг" – не скромней иных вояк!
Вот так всегда: мрак, свинство, климат сучий,
Бардак, Россия, смысла – ноль… но вдруг —
Душой взовьёшься, как биплан, над тучей,
И – только свет, лишь тёплый свет вокруг!
Так выпьем, друг, – за жизнь!
Другой не будет….
Тим Скоренко. Три стихотворения
Финалист второго Открытого чемпионата по литературе
Снайпер
Всё дело не в снайпере: это его работа, он просто считает погрешность и дарит свет, прицел, запах пота, и выстрел – восьмая нота, и нет ничего романтичного в этом, нет. Ни капли романтики в складках небритой кожи, в измученном взгляде – страшнее всех параной, он так – на винтовку, на спуск, на прицел похожий – чудовищно сер, что сливается со стеной. Поправка на ветер, в виду горизонта – тучи, движение пальца, родная, давай, лети, он чует людей, как по подиуму, идущих, и смотрит на них в длиннофокусный объектив. Ребёнок ли, женщина, это не так уж важно, холодные пальцы, холодная голова, бумажный солдат не виновен, что он бумажный, хорват же виновен, к примеру, что он хорват. Все лягут в могилу, всех скосит одна перчатка, по полю пройдётся прицельный железный серп, бредущие вниз постепенно уйдут из чата: серб тоже виновен, постольку поскольку серб.
Мы вместе на крыше. Мой палец дрожит на кнопке. Я весь на пределе, поскольку ловлю момент, когда же он выстрелит, жмётся в бутылке пробка, он – главный на крыше, я – просто дивертисмент. Снимаю глаза, чуть прищуренные, так надо, снимаю движение взгляда, изгиб плеча, ты здесь, в объективе, небритый хозяин ада, сейчас заменяющий главного палача. Ты Бог мой, мишень, ты мой хоспис, моя отрава, моё хладнокровие, снайпер, готово сдать, а я всё снимаю твоё – эксклюзивно – право прощать и наказывать, путать и расплетать. Ты в фокусе, снайпер, ты – фокусник под прицелом – с прицелом в руках, с перекрестием на зрачке, в момент фотоснимка ты перестаёшь быть телом, карающий идол на крошечном пятачке. Лишь десять секунд ты их гонишь, как мячик в лунку, по пыльной дороге в колёсных стальных гробах; модели твои – точно лица с полотен Мунка, не знают о том, кем решается их судьба.
А он говорит мне с улыбкой, снимай, фотограф, я знаю твой стиль, я журналы твои листал, я тоже умею быть умным, красивым, добрым, таким же, как все, без вживлённого в глаз креста. Но помнишь, вчера на пригорке, вон там снимал ты каких-то вояк, поедающих сыр с ножа? Я палец на кнопке держал полминуты с малым.
Но я милосердней тебя. И я не нажал.
Памяти Олега Янковского
Иду устало, сгибаясь низко,