Заревел голодный лев,

      И на месяц волк завыл;

      День с трудом преодолев,

      Бедный пахарь опочил.

      Угли гаснут на костре,

      Дико филин прокричал

      И больному на одре

      Скорый саван провещал.

      Все кладбища, сей порой,

      Из зияющих гробов

      В сумрак месяца сырой

      Высылают мертвецов!..

      Войди со мной – пуста сия обитель,

      Сего жилища одичали боги,

      Давно остыл алтарь их – и без смены

      На страже здесь молчанье. На пороге

      Не встретит нас с приветствием служитель,

      На голос наш откликнутся лишь стены.

       Зачем, о сын Камены

      Любимейший, – ты, наделенный даром

      Неугасимо-пламенного слова,

      Зачем бежал ты собственного крова,

      Зачем ты изменил отцовским ларам?

      Ах, и куда, безвременно почивший,

      Умчал тебя сей вихрь, тебя носивший!

      Так, некогда здесь был жилец могучий,

      Здесь песнями дышал он – и дыханье

      Не ветерка в черемухе душистой

      Казалося игривое журчанье, —

      Нет, песнь его грозней гремящей тучи,

      Как божий гнев, то мрачный, то огнистый,

       Неслась по тверди мглистой, —

      Вдруг над зеленой нивой или садом

      Невыцветшим заклепы расторгала

      И мрак, и лед, и пламень извергала,

      Огнем палила, бороздила градом, —

      Местами лишь, где туча разрывалась,

      Лазурь небес прелестно улыбалась!

      Духов, гласят, неистовое пенье

      Внимающих безумьем поражало, —

      Так и его, как неземная сила,

      Все пропасти душевные взрывало,

      На самом дне будило преступленье,

      Дыханье замирало, сердце ныло,

       И нечто грудь теснило.

      Как бы кругом воздушный слой, редея,

      Земную кровь сосал из нашей жилы,

      И нам, в борьбе, недоставало силы

      Стряхнуть с себя господство чародея,

      Пока он сам, как бы для посмеянья,

      Своим жезлом не рушил обаянья!

      И мудрено ль, что память о высоком

      Невольной грустью душу осенила!..

      Не лебедем ты создан был судьбою,

      Купающим в волне румяной крыла,

      Когда закат пылает над потоком

      И он плывет, любуясь сам собою,

       Между двойной зарею, —

      Ты был орел – и со скалы родимой,

      Где свил гнездо – и в нем, как в колыбели,

      Тебя качали бури и метели,

      Во глубь небес нырял,