Под чугунным небосводом,

      Над крестьянским Чёрным бродом,

      Где болотом пахнет муть,

      Где ночами лезет жуть,

      Над безвинной русской кровью,

      Над захарканной любовью

      Пушкин плачет у ольхи:

      Жизни нет, а что – стихи?!..

      Порвал с двусмысленным признаньем, —

      С глухим, докучливым дознаньем,

      Встал на победном рубеже!

      И врач-пруссак следит со знаньем

      За полыхающим сознаньем

      Поэта – мёртвого уже…

      Слепые силуэты Петрограда…

      Густой туман, как дым пороховой…

      А он поник белесой головой

      Над столиком трактира «Эльдорадо».

      Совсем не «Эльдорадо»… Нет, не то…

      Пульсирует заточенная жилка.

      Роняет блики смрадная коптилка

      На чёрное старинное пальто.

      Шарманка задыхается за дверью,

      Надсадно и застуженно сипит…

      И деревяшка адская скрипит.

      И чья-то рожа смотрит в окна зверем…

      Его рука немыслимо бела,

      Нет, он не спит, он только стиснул веки.

      Как трудно быть мужчиной в этом веке,

      Когда зовут в ночи колокола!

      А над кабацкой стойкой Незнакомка

      Кокоткой размалёванной грустит…

      А он – руками белыми хрустит…

      А он смеётся коротко и ломко…

      Потом встаёт и падает стакан,

      И он ногой ступает на осколки.

      И сразу в грудь ударит ветер колкий,

      И двинется над городом туман.

      Он у мальчишки спросит папиросы,

      А впереди – неясные, как сны,

      Горят в тумане красные костры,

      Шагают гулко красные матросы.

      Дежурной улыбкой лучится

      С кого-то срисованный бог.

      И мечется огненной птицей

      За тёмными окнами Блок.

      Он светлые видит аллеи…

      Он слышит волшебный рояль…

      Воздушное платье алеет…

      Пугливо взлетает вуаль…

      А тот, волосатый и дикий,

      За Музой шагнёт в листопад…

      И Муза с глазами Юдифи

      Лицо запрокинет назад…

      Срастаются намертво брови.

      Крылатая тень на стене.

      Нелепо расплющенный профиль

      На тонком холодном стекле.

      Светает. Тихо за окном.

      Ещё не наступило утро,

      ещё живу вчерашним днём,

      в котором (призрачном как будто)

      я вижу рощу – но не здесь —

      деревья, мальчик между ними.

      И так шумит наивный лес,

      что явно называет имя…

      Да зря. Подсказок не терплю.

      Я знал, кто назначает встречу

      в том достопамятном краю,

      спроси – и я тебе отвечу,

      кто по тропинке той шагал…

      О,