Для Парфюмера – предыдущего четверостишия я не писал,

      Я не имел его в виду, кровавого убийцу,

      Он камня одного с дороги никогда не сдвинул и не приподнял,

      Он весь в грехе, в крови проклятого витийства.

      А через месяц весь оборванный он к замку подошел,

      Обросший, грязный, вид почти безумный,

      Другой при виде замка отступил – ушел,

      Но наш убийца не был юношей благоразумным.

      С собой он нес тринадцатый полупустой флакон,

      В котором не хватало главного, о чем мечтал трудяга.

      Он знал, что первым в мире будет он

      И никогда не будет нищим бедолагой.

      Неделями он только тем и жил, что наблюдал,

      Как отыскать лазейку в неприступный замок.

      Что девушка могла узнать его в лицо – он знал,

      И не хотел тюремную решетку получить в подарок.

      По вечерам отец к любимой дочке заходил,

      А на ночь двери на замок крепчайший закрывали.

      Кругом охрана грозная – приказ не спать им был.

      За это головою собственною отвечали.

      Тот замок был построен на обрывистой скале,

      К нему вела единственная горная дорога,

      К окну ее лишь только птица залетала в солнечной голубизне,

      Отец почти не волновался – слава Богу.

      Но вот однажды ночью в страхе побежал он к дочкиной двери,

      В пути дрожал от проникающего страха,

      И, устремившись к двери, крикнул страже: «Отвори!»

      И пот по лбу и по спине, вся мокрая рубаха.

      Открылась дверь скрипучая в ее покой,

      Она спала – освещена луны сияньем,

      Струились волосы ее роскошною волной,

      Она была во сне неописуемым очарованьем.

      Ушла тревога, потеплело сердце у отца, и отошла беда.

      И счастье вдруг безмерное всю душу охватило.

      Хотя какое-то предчувствие охватывало иногда,

      И для охраны дочери он делал все, что было в силах.

      А время шло – в один прекрасный день

      Ключом огромным дверь открыл – о, Боже,

      Лаура голая лежала – смятая постель,

      Роскошных нет волос – задушена была, похоже.

      В тревоге Франция – подняты города,

      И потекли солдаты по ее дорогам,

      Приказ – найти во что бы то ни стало подлеца,

      В соборах тысячи молились, ожидая помощи от Бога.

      Теперь представьте все отчаянье отца:

      Любимая мертва и не вернется боле.

      Убийца на свободе, радостна душа у подлеца,

      А у него душа вся разрывается от боли.

      А что же наш герой – где он?

      А он в пути, объятый счастием безмерным,

      Теперь в его 13-м флакончике тот эталон.

      Которого добился все ж убийством непомерным.

      Луга,