И день настал – ждут тысячи людей

      Той казни беспримерной с нетерпеньем,

      Повозка грязная – где он, ну, поскорей,

      Убийцу пусть распнут без промедленья.

      Помост, палач, топор стоймя стоит,

      Крестом сколочены накрепко бревна,

      И через маску черную палач глядит,

      Ему не терпится казнить убийцу всенародно.

      Толпа шевелится и издает ужасный гул,

      Тот гул ужаснейший толпы немытой,

      Тот гул плебейский, неизменный той толпы разгул,

      От предвкушенья крови запаха пролитой.

      Ну, что так долго – в нетерпении толпа.

      Когда появится повозка – в ней убийца.

      Когда топор поднимется с тем взмахом палача,

      Четвертование ведь редко – может боле не случиться.

      Глашатай крикнул громко, резко: «Расступись!»

      Толпа отхлынула, давая ход карете,

      Нет, не повозке грязной – тут ты удивись,

      Роскошнейшей карете – редкостной на свете.

      Четверкою запряжена чудеснейших коней,

      В блестящей сбруе – золотом пробитой,

      С фигурами летящих белых лебедей,

      На запятках со слугами и с крышею открытой.

      Толпа подумала, что это сам король

      Пожаловал на казнь, все на колени встали.

      К помосту рвались с криками «позволь!»

      Не шутка, сам король пожаловал – такого не видали.

      Ну, вот и все. Карета у помоста встала,

      И на откладных ступеньках появилася нога,

      Которая не королю принадлежала,

      Убийцы нашего она ногой была.

      Из бархата башмак был темно-синий,

      Украшен бриллиантовою пряжкою башмак,

      За ним и наш герой в кафтане темно-синем,

      Перед толпою на помост взошел – «одет-то как!»

      Взошел и из камзола вынул что-то,

      Палач пред этим что-то на колени встал,

      И припадя к его ноге, он отчего-то

      Топор убийце в руки передал.

      Герой наш с гордым взглядом победителя взирал,

      Внизу была толпа людей, так жаждущая крови,

      На власть его теперь никто не посягал,

      Отныне у него есть все – чего же боле.

      Камзол, расшитый стразами из бриллиантов,

      Невиданным богатством, красотою поражал,

      С осанкой королевскою и изумрудов пуговиц рядами

      Перед народом гордо он предстал.

      И шум толпы замолк, и тишина настала,

      Лишь вдох и выдох слышен был от десятитысячной толпы,

      Вдруг Папа на колени встал, и все вельможи встали,

      Травою скошенною люди все на площади: «Смотри!»

      Движенье дирижера – появился вдруг флакон,

      В другой руке шифоновый платок явился.

      И на него три капли из флакона вылил он,

      И что за тем случилось – не могло случиться.

      Все, кто собрались – оказались вдруг в раю,

      Любовью переполнены сердца людские стали,

      И к ближнему любовь вдруг охватила всю толпу,

      И все друг к другу с поцелуями припали.

      Вот