Шесть часов у сна, у тишины,

      льна и накрахмаленного ситца.

      Снег упал. И, снова прощены,

      к небу в гости можем попроситься.

      А не то – плениться январём,

      причаститься этой ночи ранней,

      во дворе, под сонным фонарём,

      нагрести блескучих острых граней

      и потом от крохотных кресал

      зажигать рождественские свечи.

      …Эту ночь вчера живописал,

      а сегодня – чаянная встреча.

      Тише… тише… гаснут голоса,

      остывают лампочки и строчки,

      снежный свет скользит по волосам,

      отменив пустые заморочки,

      и рекламы клёкот чумовой,

      и дверных электроканареек…

      А в прогалах туч над головой

      всё сильнее звёзды январеют.

      Мир уже создан: врезаны в зыби кряжи и мысы,

      плавают тучи, резвые рыбы… Только измыслен —

      он уже дышит, свеж и огромен.

      Пляжа на грани

      мускулов пенных злыми буграми море играет.

      Людное место здесь, под неслабо греющим солнцем!

      Не утерпела б, не обошла бы кисть барбизонца

      гладких девчонок, лакомых женщин, прочей массовки —

      всех, кто издревле небу обещан, с Лика срисован.

      Экипировка – три лоскута и пара тесёмок!..

      Татуировка – узел хвоста лихого бесёнка.

      И – пропадаешь ни за полушку: дремлющий с виду,

      млеешь, прохвачен с пят до макушки знойным либидо,

      линией бёдер – той, волоокой, медноволосой…

      …Лупит о берег, в надолбы, блоки, скалы, откосы,

      и забулдыгой, шарящим слепо дырку в заборе,

      пробует прочность каменной лепки Чёрное море.

      Шваркает гулко, шаркает глухо, ломит солому,

      лепит стотонные оплеухи в цепь волноломов.

      Возгласы чаек и человеков. Ветер и воля!..

      запах самшита и чебурека, йода и соли.

      Мир – населён, и он веселится плотским весельем,

      семенем жизни, как чечевицей, густо засеян.

      Близок венец трудов эпохальных – sanday и sontag[5].

      Так что и мы теперь отдыхаем, с Понтом – под зо́нтом!..

      Я ступаю по хрусткой гальке. Галька взъерошена

      шестибалльным вчерашним штормом. Волн кучеря.

      Хризолитов и халцедонов светят горошины,

      припасённые посейдоновым дочерям.

      Завиток рапана разбитого ал и ярок.

      Тёмной зелени томность. Есть на что поглазеть!

      Молодой аквилон пасёт тонкорунных ярок

      и полощет душу в индиго и бирюзе.

      «Коля с Людой здесь были» – гласит граффити наскальное.

      Мира вам, соплеменники! Здравствуй,