Новый Пигмалион. Vladislav Fedin
Читать онлайн книгу.
и дожила до нашего времени без перемен.
Однако, друг мой, у поэзии был собственный счёт возрастам, который никогда не совпадал со «ступенями человеческого века», сколь бы расхожими они ни были. Поэты охотно воспевали красоту и силу и с древнейших времён различали в жизни два возраста: молодость и старость. Молодость действовала, совершала поступки, старость давала советы.
Так, среди многочисленных защитников Трои Гомер вывел Приама (в «Илиаде» последний царь Трои) и несколько безымянных старцев. Старцы, «уже не могучие в битвах, но мужи совета», собрались на вершине Скейской башни, чтобы обсудить причины войны. Увидев Елену, они говорили:
Нет, осуждать невозможно, что Трои сыны и ахейцы
Брань за такую жену и беды столь долгие терпят:
Истинно, вечным богиням она красотою подобна!..
Красота, с точки зрения гомеровских старцев, неподсудна.
В греческой классической скульптуре, представленной такими прославленными именами, как Мирон, Поликлет, Фидий, Пракситель, Скопас, господствовал настоящий культ молодости, красоты и силы, о чём свидетельствуют и «Дискобол», и «Канон», и Венера Милосская, и Венера Киидская. Правда, некоторое исключение составит позднее древнеримская скульптура, отдавшая предпочтение изображению мужчин в зрелом возрасте, но в эпоху итальянского Возрождения интерес к молодому человеку поднимается вновь («Давид» Микеланджело) и уже больше не угаснет вплоть до наших дней, причём во всех родах и видах искусства.
Поэты и писатели русской и западноевропейской литературы XIX века не меньше, чем художники древности, будут поэтизировать молодость. Герои русских классических романов – сплошь молодые. Евгению Онегину, когда он вышел на дуэль с Ленским, исполнилось двадцать шесть лет, а его противнику – и того меньше. Молоды Печорин, Бельтов, Рудин, «новые люди» Чернышевского, тургеневские девушки, Пьер Безухов, Андрей Болконский, Наташа, Анна Каренина, Братья Карамазовы… Романтические коллизии и здесь, по наблюдению Салтыкова-Щедрина, не выходят за семейные рамки. То же самое можно сказать и о западноевропейской традиции («Семья Тибо», «Сага о Форсайтах»). Однако по существу своему перед нами развиваются глубоко социальные, классовые коллизии. От былого эпического согласия между молодостью и старостью не осталось и следа. Возникают глубочайшие противоречия между молодыми и старыми, архаистами и новаторами, людьми передовых взглядов и людьми глубоко консервативными, отсталыми, между живой творческой личностью и обществом.
Профессор грустно улыбнулся, задумался.
– Андрей Николаевич, а что же век двадцатый? – спросил я. Видя мой искренний интерес, рассказчик продолжил очень важную для меня тему.
– А в двадцатом веке было так. Как-то раз одному известному писателю в троллейбусе уступила место молодая женщина. Кровь ударила в лицо. Он смутился.
– Спасибо! Что вы?! Не надо! – сказал, не садясь. А она, стоя перед ним, снова приветливо и, увы, участливо предлагала ему сесть. Потом тоже смутилась и тихо сказала:
– Извините!