Я грею ледяную руку

      У сердца, бьющегося громко, –

      Я тщательно скрываю муку…

      Но вот подходит незнакомка

      И спрашивает, вздернув плечи:

      «Зачем вы злой и непонятный?»

      И что я, что я ей отвечу, –

      В себя ушедший безвозвратно?

      Кидающий небрежно красок сгустки

      На полотно, вкрепленное в мольберт,

      Художник я и, несомненно, русский,

      Но не лишенный иностранных черт.

      Люблю рассвет холодный и линялый –

      Нежнейших красок ласковый разлад.

      Мечта о власти и меня пленяла,

      Меня пленяла и меня трясла.

      На всякий звук теперь кричу я: – занят.

      Но этим жизнь исчерпана не вся.

      Вокруг враги галдят и партизанят,

      Царапины нередко нанося.

      Мне кажется, что я на возвышеньи.

      Вот почему и самый дух мне люб

      Французской плавности телодвижений,

      Англо-немецкой тонкой складки губ.

      Но иногда я погружен по плечи

      В тоску и внутреннюю водоверть.

      И эту суть во мне не онемечит,

      Не офранцузит никакая смерть.

      Попытки зачернить твою

      Прозрачную живую душу

      Я проклинаю, я стою –

      Весь окровавленный, потухший,

      Оставленный на самом дне

      Пустого черного колодца.

      Расколотое сердце мне

      Пощады не дает, всё бьется.

      Вчера в последний раз во тьму

      Ты сверху протянула руку,

      Я стиснул зубы: не приму.

      Я вновь обрек себя на муку -

      О камни биться, говорить

      Кощунства, задыхаться дымом

      И смрадом дна, и снова жить

      Нелюбящим и нелюбимым.

      Вот девичье тело

      (Мне душу любить дано), –

      И всё взлетело,

      Всё временно сметено,

      Ты ждешь, не глядя, –

      Как жжется твоя ладонь!..

      В моем же взгляде –

      Жестокий желтый огонь.

      Мы едем вместе

      Холодной ночью на бал.

      Тебе, как невесте,

      Я с твердостью руку дал

      В подъезде… Недаром

      Тяжелый мой жаден взгляд.

      Два толстых швейцара

      У вешалок, стоя, спят.

      И странное чувство

      Мне душу объемлет вновь, –

      Мне жаль, мне грустно,

      Что и это моя любовь,

      Что это не только

      Небесный ангельский свет,

      Но – пусть мне больно! –

      Иного выхода нет.

      О, милое тело,

      Простит ли твоя душа

      Мне темное дело!?

      Прерывно,