Ныне все мы болеем теологией. Из истории русского богословия предсинодальной эпохи. Протоиерей Павел Хондзинский
Читать онлайн книгу.xlink:href="#n_239" type="note">[239], Евфимий выдвигал следующие аргументы в пользу обучения на греческом: единство веры и учения, тот факт, что Евангелие и другие новозаветные тексты изначально написаны по-гречески; древность и общецерковное признание Септуагинты[240], сходство графики и грамматики греческого и славянского языков, отчего учащийся по-гречески «не погрешит истины о богословии»[241], и «аще что случится преложити на словенский с греческа, удобно и благопристойно и чинно прелагается и орфография цела хранится»[242]. Кроме того, греческий язык не нуждается в заимствованиях из латинского, а латинский вынужден прибегать к помощи греческого, особенно в богословии[243], «и велми сам собою непотребен нам славяном, и ничтоже воспользует нас, но паче пошлит и далече от истины в богословии отведет и к западных зломудрию тайно и внезапно привлечет. Греческий же язык и учение всю вселенную просвещает»[244]. Сам Евфимий учился у Епифания греческому «с голоса», подобно тому, как и тот учился когда-то. Кроме того, он знал польский и немного латынь[245]. В отличие от своего учителя Евфимий был страстным и непримиримым полемистом. Не стань он благодаря Епифанию грекофилом, он мог бы уйти в раскол. Несмотря на незначительный сан, он был близок к патриарху Иоакиму, и книга «Остен», излагающая официальную версию спора о времени пресуществления Святых Даров и написанная от лица патриарха, принадлежит в значительной мере его перу, что, впрочем, было вполне в обычае времени. По смерти Епифания «крайним судией в вопросах веры» стал для Евфимия патриарх Иерусалимский Досифей[246]. Они были схожи, кажется, даже по темпераменту. Разница заключалась в том, что Досифей истово защищал греческую традицию и греческие интересы, будучи греком, а Евфимий – русским. Самую значительную часть его наследия составляют переводы с греческого[247], но они в конечном счете оказались невостребованными, также как и Епифаниевы, по причине их буквальности. Если уж переводы многоученого Епифания страдали греческими буквализмами, затруднявшими восприятие текста, то тем более «калькировал» греческий синтаксис учившийся только у Епифания и настаивавший на прямом параллелизме языковых форм греческого и славянского языка Евфимий[248]. Быть может, именно этот ощущаемый, вероятно, и им самим неуспех главного дела жизни накладывал дополнительный отпечаток желчности на всю его деятельность. Будучи полностью убежден в непогрешимости мнений Епифания, он презирал Полоцкого, а Медведева искренне ненавидел, как латинствующего еретика и врага Церкви.
В свою очередь адепт Полоцкого Сильвестр Медведев был предан своему учителю не менее чем Евфимий Епифанию. Родом Медведев был из Курска, где служил
240
Ср. у Досифея: «…как текст еврейский, так и прочие толкования или переводы не дают нам возможности вполне изучить и верно толковать его. И только труд семидесяти толковников дает нам эту возможность, только он пользуется в соборной церкви полным к себе доверием»
241
242
243
Среди прочих доказательств Евфимий приводит и такой пример: «Иоанн Святый Богослов евангелие и апокалипсис писа по гречески, в нем же греческих стихий имена альфа и омега, ими же являет само Слово Божие безначалие свое и безконечие, рече самого себе: “Аз есмь алфа и омега, первый и последний”. Не сказа своея превечности от латинских литер. Чесого ради? Зане латинское “а” не может явити таковое таинство, омега же писмене латиницы веема не имут» (Там же. С. XXI).
244
Там же.
245
См.:
246
«…Он был весьма односторонним и во всем следовал наставлениям и призывам иерусалимского патриарха Досифея, который из Константинополя, Адрианополя, Бухареста слал в Москву призывы остерегаться латинства во всех проявлениях, латинской, т. е. схоластической школы и литературы. Верный ученик Епифания Славинецкого и блюститель его заветов относительно “греческого учения”, инок Евфимий был лишен, однако, той мудрости Епифания, которая позволяла ему согласовать и примирить с этой “греческой” идеологией широту понимания культурной проблемы в целом… Ученый и начитанный богослов, инок Евфимий был в то же время фанатиком известной идеи, и в этом отношении ему действительно были не чужды “инквизиционные замашки”» (Там же. С. 141).
247
«От Евфимия осталась громадная переводная литература с греческого языка…»
248
Самим Евфимием были переведены, хотя и не изданы за неудобопонятностью языка, сочинения Дионисия Александрийского, «оглашение» Кирилла Иерусалимского и др. (см.: