Близился вечер. Облака серебристым неводом висели в небе. Над соснами вился дымок из печных труб, на берегу смолили лодки. Кто-то наигрывал на свирели.

      Пора было спускаться вниз. Друзья, поди, заждались. Арвельд взобрался на валун, чтобы еще разок глянуть на корабль – отсюда он был особенно хорошо виден. Стоит на якоре с полудня, откуда прибыл, никто в поселке и слыхом не слыхал. И того больше – даже не видели, когда он появился. Плотник вон божился, что только вошел к себе в сарай, через минуту вышел – а вон тебе и мачты торчат. Правда, этот соврет – недорого возьмет…

      По вершине пронесся холодный ветерок. Почти ледяной. Откуда ни возьмись, закружился маленький смерч, подхватил горсть сухих листьев и швырнул с Горы. Исчез так же быстро, как и появился.

      Арвельд смотрел, как оседает пыль на камнях, и вдруг понял, что не слышал шелеста листьев. Странно, он вообще ничего больше не слышал, точно оглох – такая тишина стояла кругом. Чайки замолчали. Подевался куда-то обычный ветер, бродивший в соснах. Море – и то словно исчезло. Горизонт затянуло чем-то – и не тучи, не дымка, а словно марево… Облака потемнели и опустились на остров. Будто Храмовую гряду накрыло глухой пеленой, в которой стало трудно дышать. И послышалось в этой тишине то ли шипение, то ли чей-то шепот. Слов не разобрать, но язык незнакомый, чужой…

      Это длилось всего мгновение.

      В следующий миг снова обозначился и посветлел горизонт. Воздух посвежел. Где-то в ветвях закаркала ворона, и с берега снова послышалась свирель.

      Сгарди поежился – до самых костей прохватил лютый озноб, будто опять вернулась зима. Видение появилось и пропало так быстро, что он и разглядеть толком ничего не успел. Зато осталось странное чувство – не то чтобы страх, нет, другое… Уйти захотелось, хоть куда, лишь бы подальше. Арвельд соскочил с камня, злясь на себя – подумаешь, уши заложило на Горе, что теперь, не ходить сюда, что ли…

      И тут же увидел его.

      Сперва показалось, что на обрыве торчит каменный утес, темный против солнца, хотя никаких утесов на вершине никогда не было. Потом Арвельд понял, что перед ним человек.

      Стоял он на самом краю – необыкновенно прямой и стройный, в тяжелых складках плаща, словно выбитого из черного камня. Стоял себе и смотрел на море. С виду вроде человек как человек, только было в нем… непонятное что-то, чужое. Сразу и не поймешь,