Все как будто готово, вся аппаратура настроена и работает. Коннор скоро откланяется, он будет их прикрывать (еще одно старинное слово из словаря) с орбиты, а Обнорин со всей своей техникой с Готера. Всё, как будто, по плану. К вечеру проснется секретарь и прочая челядь, так что надо б поторопиться.

      – Коннор, а что ты сделал с ними? – до Эвви дошло вдруг. Это она про тех, кого они заменили сейчас.

      – Отправил их в «челноке» на Готер. Там команда роботов под руководством Артема уложит их в те саркофаги, в которых мы, в свое время и прилетели.

      – Ты хочешь сказать?! – изумилась Эвви.

      – Нет, что ты. Они просто будут видеть сны. И, надеюсь, приятные. Артем заранее позаботился об этом. Президент будет президентствовать, укреплять свою власть, наслаждаться всё новыми проявлениями народной любви, награждать друзей. Супруга президента продолжит скучать, но скука ее будет слаще, чем наяву, я надеюсь. Дочь президента…

      – И ты считаешь, что это гуманно? – перебивает Эвви.

      – Мирный сон, Обнорин будет гонять для них картинки по кругу, – ответила Элла, сон длинною в жизнь.

      – Как? – Эвви надеется, что они разыгрывают, продолжают острить.

      – Они проживут им отмеренный век, тихо состарятся в этом своем сне, а дальше тот сон, что уже обходится без сновидений, – говорит Кауфман.

      – Кажется, это убийство, – вырвалось у Эвви.

      – Если Летрия рухнет (к чему всё и идет!), тогда их и в самом деле убьют. Только сначала еще и поиздеваются. – Коннор теперь говорит сухо и мрачно. – Если Летрия рухнет, а они сохранят свою власть над обломками, то зальют эти обломки кровью.

      – А если всё же не рухнет, – спросила Элла.

      – Думаешь, им все-таки удалось бы сохранить, удержать страну? – задумался Кауфман, – Кстати, вполне возможно. Во всяком случае, не исключено.

      – Летрия гниет уже долго, позорно, отравляя этим своим трупным ядом всё, что есть хоть сколько живого и доподлинного в ней самой. – Коннору тяжело сейчас и стыдно. – Тот случай, когда у нас победили «невмешатели», – взрывается Коннор, – Полвека всё наблюдали и наблюдали, изучали, «систематизировали материал». Не пошли на поводу у собственного чувства и у доводов разума не пошли. Были правы, пропади она, это правота. А теперь, когда столько потеряно безвозвратно, бездарно и безвозвратно, мы всё еще успокаиваем себя тем, что грязи здесь больше гораздо, чем крови.

      – Стой-ка, Коннор. Ты же, кажется, сам был тогда за «невмешательство», – говорит Кауфман.

      – Если думаете, что сейчас вы перешли к «вмешательству», то глубоко ошибаетесь, – сказала Эвви.

      – А что же это тогда? – спросил Коннор.

      – Это вторжение, – ответила Эвви.