Комфорту и сытости вторя,

      от массы людской умножения

      из пены житейского моря

      течёт аромат разложения.

      Всему учился между прочим,

      но знаю слов я курс обменный,

      и собеседник я не очень,

      но соболтатель я отменный.

      Бог нам подсыпал, дух варя,

      и зов безумных побуждений,

      и тёмный ужас дикаря,

      и крутость варварских суждений.

      Всюду меж евреями сердечно

      теплится идея прописная:

      нам Израиль – родина, конечно,

      только, слава Богу, запасная.

      Замедлился кошмарный маховик,

      которым был наш век разбит и скомкан;

      похоже, что закончен черновик

      того, что предстоит уже потомкам.

      Я не рассыпаюсь в заверениях

      и не возношу хвалу фальшиво;

      Бога я люблю в его творениях

      женского покроя и пошива.

      В России очень часто ощущение —

      вослед каким-то мыслям или фразам,

      что тесное с евреями общение

      ужасно объевреивает разум.

      Хотя везде пространство есть,

      но от себя нам не убресть.

      Люблю чужеземный ландшафт

      не в виде немой территории,

      а чтобы везде на ушах

      висела лапша из истории.

      Тактично, щепетильно, деликатно —

      беседуя, со сцены, за вином —

      твержу я, повторяясь многократно,

      о пагубности близости с говном.

      Поскольку жутко тяжек путь земной

      и дышит ощущением сиротства —

      блаженны, кто общается со мной,

      испытывая радость превосходства.

      Как судьба ни длись благополучно,

      есть у всех последняя забота;

      я бы умереть хотел беззвучно,

      близких беспокоить неохота.

      Кто на суете сосредоточен

      в судорогах алчного радения,

      тех и посреди кромешной ночи

      денежные мучают видения.

      Угрюмо ощутив, насколько тленны,

      друзья мои укрылись по берлогам;

      да будут их года благословенны,

      насколько это можно с нашим Богом.

      Всё время учит нас история,

      что получалось так и сяк,

      но где хотелось, там и стоило

      пускаться наперекосяк.

      Мы к ночи пьём с женой по тем причинам веским,

      что нету спешных дел и поезд наш ушёл,

      и заняты друзья, нам часто выпить не с кем,

      а главное – что нам так хорошо.

      Раздвоенность – печальная нормальность,

      и зыбкое держу я равновесие:

      умишко слепо тычется в реальность,

      а душу распирает мракобесие.

      Как раньше в юности влюблённость,

      так на закате невзначай

      нас