Иступился мой крючок

      и уже не точится;

      хоть и дряхлый старичок,

      а ебаться хочется.

      Аскетов боюсь я – стезя их

      лежит от моей далеко,

      а те, кто себя истязает,

      и ближних калечат легко.

      Зачем печалиться напрасно,

      словами горестно шурша?

      У толстых тоже очень часто

      бывает тонкая душа.

      Не видел я нигде в печати,

      но это знают все студенты:

      про непорочное зачатие

      миф сочинили импотенты.

      О чём-то грустном все молчали,

      но я не вник и не спросил,

      уже чужие знать печали

      нет у меня душевных сил.

      Думаю об этом без конца,

      наглый неотёсанный ублюдок:

      если мы – подобие Творца,

      то у Бога должен быть желудок.

      Конечно, всё на свете – суета

      под вечным абажуром небосвода,

      но мера человека – пустота

      окрестности после его ухода.

      Если всё не пакостно, то мглисто,

      с детства наступает увядание,

      светлая пора у пессимиста —

      новых огорчений ожидание.

      В годы, что прослыли беззаботными

      (время только начало свой бег),

      ангелы потрахались с животными,

      вышел первобытный человек.

      Уже давно мы не атлеты

      и плоть полнеет оголтело,

      теперь некрупные предметы

      я ловко прячу в складках тела.

      Держусь ничуть не победительно,

      весьма беспафосно звучу,

      меня при встрече снисходительно

      ублюдки треплют по плечу.

      Пусть меня заботы рвут на части,

      пусть я окружён говном и суками,

      всё же поразительное счастье —

      мучиться прижизненными муками.

      Когда мы кого-то ругаем

      и что-то за что-то клянём,

      мы желчный пузырь напрягаем,

      и камни заводятся в нём.

      Конечно, лучше жить раздельно с веком,

      не пачкаясь в нечестии и блуде,

      но чистым оставаться человеком

      мешают окружающие люди.

      Рассеялись былые притязания,

      и жизнь моя, желаньям в унисон,

      полна уже блаженством замерзания,

      когда внутри тепло и клонит в сон.

      Господь на нас не смотрит потому,

      что чувствует неловкость и смущение:

      Творец гордится замыслом, Ему

      видней, насколько плохо воплощение.

      Не по капризу Провидения

      мы на тоску осуждены,

      тоска у нас – от заблуждения,

      что мы для счастья рождены.

      В немыслимом количестве томов

      мусолится одна и та же шутка —

      что связано брожение умов

      с бурчанием народного желудка.

      Почти