«Зулейка – сердца утешенье!

      Тебе сей день докажет вновь

      Мою отцовскую любовь;

      С тобой мне тяжко разлученье;

      Но я, забыв печаль мою,

      Тебя в замужство отдаю;

      Жених твой славен, – меж военных

      Он всех храбрей; Осман рожден

      От древних, доблестных племен,

      От Тимарьетов неизменных,

      Никем, нигде непобежденных;

      И словом, я тебе скажу,

      Он родственник Пасван-оглу.

      До лет его какое дело!

      Не юноши искал я сам;

      Тебе ж приданое я дам,

      Которым ты гордися смело.

      Когда ж все будет свершено, —

      И наши силы заодно,

      То посмеемся мы с Османом

      Над жизнь отъемлющим фирманом:

      Лишь головы не сбережет,

      Кто в дар снурок к нам привезет.

      Теперь моей внимая воле,

      Послушна мне, ему верна,

      Уже ты с ним искать должна

      Любви и счастья в новой доле».

      И дева юною главой

      Безмолвна робкая поникла.

      И весть разящею стрелой,

      Казалось, грудь ее проникла.

      В смятенье тяжком и немом

      И чувствам воли дать не смея,

      Она стояла пред отцом

      Бледна, как ранняя лилея;

      И вздох прокрался, – на щеках

      Зарделись девственные розы

      И на потупленных очах

      Невольно навернулись слезы.

      Что может, что с твоей красой,

      Румянец девственный, равняться!

      И жалость нежная тобой

      Всегда готова любоваться!

      И что, что может так пленять,

      Как слезы красоты стыдливой!

      Их жаль самой любви счастливой

      Лобзаньем страстным осушать!

      Но уж о том, как с ней одною

      Селим в саду гулял зарею,

      Иль не хотел, иль позабыл,

      Яфар совсем не говорил. —

      Он трижды хлопает руками,

      Чубук в алмазах с янтарями

      Рабам вошедшим отдает;

      Уж конь его арабский ждет,

      Он бодро на него садится,

      И в поле чистое летит —

      Смотреть воинственный джирид;

      Пред ним, за ним несется, мчится

      Дельгисов, мамелюков рой

      И черных мавров легкий строй;

      Готовы дротики тупые,

      Кинжалы, сабли уж блестят;

      Туда все скачут, все летят,

      Лишь у ворот неподкупные

      Татары на часах стоят.

      И подгорюнясь, думы полный,

      На синие морские волны

      Угрюмый юноша взирал:

      Меж Дарданелл они сверкали,

      Струились тихо и плескали

      В излучинах прибрежных скал;

      Но он, унылый, не видал

      Ни моря с синими волнами,

      Ни