Обрушился наш сад и золотом, и пеплом

      На сморщенные лбы непроходимых луж,

      И гривы у рябин, растрепанные ветром,

      Причудливо сплелись венком нежнейших дружб.

      Вокруг крепчал октябрь, в костры сгребали листья,

      И дым в саду был сиз, как стая голубей,

      И старый дом-корабль, у нас читая в мыслях,

      Старательно хранил печать судьбы твоей.

      И бережно меня за подбородок ветка

      Взяла, как своего ребенка, – на испуг,

      И дымный вкус осеннего терпенья

      Коснулся снова запаленных губ.

      За этим забором и небо оправлено в проволоку,

      У главных ворот часовым замерла тишина,

      По полу кирпичному судьбы российские – волоком,

      И старость, и страсть переплавив, как редкий металл.

      Прекрасные очи успеют наплакаться досыта,

      До ярости мудрой, и тут не сносить головы,

      Под грохот замков уведут неуемную до свету,

      И годы сомкнутся, как веки холодной воды.

      Устанут и руки, и мысли, а душу бессонную

      Евангельский стих не спасет от прорывов ночных,

      Лишь колкая ветка с платочным муслином шиповника

      Усладу покоя дарует в посулах благих.

      Золотистый запах чабреца,

      Коммунальной кухни западня.

      Отрешенность бледного лица

      Мучает и трогает меня.

      Знаю, как остры твои края,

      Как жесток беспомощный порыв.

      Птица черноперая моя,

      Искра угасающей поры!

      Спутаны потоки слабых жил

      На запястьях сношенной судьбы,

      Вымолю – чтобы вовеки жил

      В перехвате черной высоты.

      Но оборван твой летящий рост,

      Резкий взмах широкого крыла.

      Лоб в ладонях и мерцанье слез

      На глазах – темнее толщи льда.

      Полнолуние. Ложится отблеск медный

      На шероховатые стволы.

      Горьковато-пряный вкус измены

      У тревожной зелени звезды.

      Словно хруст пергаментного свитка –

      Резкий звук неузнанных шагов.

      В пристальности лунного софита

      Гнутся спины улиц-чубуков.

      Ледяные поцелуи стекол

      Студят медленно разгоряченный лоб.

      До рассвета старый пыльный тополь

      Взгляд мой отгоняет от ворот.

      Избавь от сердечного рабства,

      Послушнической стези.

      Оставь