Ослепшие бабочки первого снега – ко мне на ресницы,

      Смежаю их чутко, блаженно, несмело, как сонные птицы –

      Усталые крылья. Как сводят ладони – над робкой свечою,

      Как сходятся в плеске последних агоний – с чужою душою.

      По снегу, не умеющему жить, –

      Так юн, беспечен и щемяще нежен,

      Уставший город едет есть и пить.

      Перемежать с зевком зубовный скрежет.

      От ветра, отнесенного к бомжам –

      Бродяги без единого гражданства,

      Спасают душу в дом – к томам, борщам,

      Неизлечимой скуке постоянства.

      Сквозь горький час бессонниц и свечей

      Идут в кровать – тяжелым камнем в омут,

      Сновидеть вновь – хвосты очередей,

      В которых мысли, как котята, тонут.

      А ночью снег погаснет, словно взгляд,

      И ветер побредет в чужие страны,

      Ненужные все свечи догорят,

      И глубоко вздохнет залив туманный.

      У ангелов первая линька –

      Тяжелые, влажные перья

      Размыли небесную синьку,

      Застенчивый профиль деревьев.

      И город притих, изумленный,

      Туманя дыханием окна,

      Несчастный, намокший, влюбленный,

      Смотрел на меня одиноко.

      От снов, что страшнее бессонниц,

      Коснулась снежинок губами,

      И ангелы – с рухнувших звонниц

      Ответили – колоколами!

      Когда-нибудь и этот нежный ад

      Вдруг прекратит свое сердцебиенье.

      За здравие все свечи догорят

      И вспять пойдет обузданное время.

      Я раздарю сокровища свои,

      По янтарю растрачу эту осень…

      Мой! – К неприручимому волчонку.

      Брат! – К неисцелимому сиротству.

      Отведешь мальчишескую челку,

      Улыбнешься с чувством превосходства.

      В тьму слепую, как ночная птица,

      Выбирая время и пространство,

      Отлетишь: чтоб быть или разбиться

      В черном тупике безумных странствий.

      О, как дразнит за окном тревога

      И зовет горластый, дерзкий ветер!

      Оттого-то легкою дорога

      Видится в разбавленном рассвете.

      На ветру остывшими губами

      Не скажу – помедли на пороге!

      Занесет прощальными снегами

      Самые глубокие берлоги.

      Ночью – твоему огню во славу

      Огонек моей свечи знобящей.

      Неумело – помолюсь за главы

      Всей твоей судьбы, мой брат пропащий.

      Свет погас в бедном доме моем,

      Слабо дышат неровные свечи,

      Затихает полночный содом

      В талых