По старинному реченью,

      вот уже который год

      после праздника Крещенья

      цыган шубу продаёт.

      Птица чёрная летает

      над кудрявой головой,

      но никто не покупает

      шубу драную его.

      Вот стоит он утром ранним

      на подтаявшем снегу.

      А цыганочка цыганит

      золотишко на серьгу.

      И глаза посмотрят в душу,

      и монеты зазвенят.

      Зазвенит свирель пастушья —

      чистый голос цыганят.

      …На дворе морозец слабый

      этой позднею порой.

      Чутко спит цыганский табор

      на ступенечках метро.

      У Казанского вокзала

      над судьбою ворожу…

      Девка узел завязала —

      всё никак не развяжу.

      То не гром гремит далёкий,

      то не рыщет дикий вепрь —

      скачет всадник одинокий

      через сумрачную степь.

      И ни зверя и ни птицы,

      ни старухи-молодицы —

      ни одной живой души

      не слыхать в ночной глуши.

      Конь торопливо несётся

      и по ветру грива вьётся —

      раздаётся конский топ,

      как вбивают гвозди в гроб.

      Одичалый конь несётся.

      Темнота стоит стеной.

      Только хохот раздаётся

      за испуганной спиной.

      Ветер подул из гнилого угла:

      с запада тучи нагрянули.

      Небо закрыла тяжёлая мгла.

      Молнии о землю грянули.

      И захлебнулся слепой небосвод

      грохотом мощного грома.

      И вертикальные линии вод

      падали долго и ровно.

      В твердь ударяясь, цветами цвели! —

      таяли и увядали.

      И превращали неровность земли

      в плоскость и горизонтали.

      То, непонятно о чём сожалеючи,

      мелкою дрожью дрожали.

      То неподвижно лежали в ночи,

      дальний огонь отражая.

      Луна над вечернею хатой

      глядит с невысоких небес…

      Мёд ведает лапой косматой

      Бог Леса –