Волн прибрежных встревоженный ропот…

      Необузданной страстью влеком,

      снова Зевс похищает Европу,

      притворившись влюблённым быком.

      Нет от Зевса ни сна, ни покоя —

      он блуждает по белому свету,

      обернувшись морскою звездою

      иль упавшею с неба кометой.

      Он мотает седой бородою.

      Затуманенным взглядом глядит…

      И на тысячи вёрст над водою

      крик безумный по ветру летит.

      Как только солнца погруженье

      начнётся в западном окне,

      на небесах богослуженье

      звучит в торжественном огне.

      И в это зыбкое мгновенье,

      неразличимое уже,

      услышим мы молитвопенье

      новорождённое в душе.

      И за последними лучами,

      не удивляясь чудесам,

      апостол Пётр, звеня ключами,

      пройдёт по тихим небесам.

      Христос любил тот тихий городок,

      где рыбаки, отвязывая лодки,

      кричали – прочищали глотки, —

      вина пригубив маленький глоток.

      Он так любил сидеть на берегу,

      задумавшись и грустно созерцая…

      Он знал, что всё исчезнет-отмерцает

      и превратится в отдалённый гул.

      И этот мальчик с раковиной бледной,

      и тот мужчина, от заката медный,

      и эта девочка, и этот господин

      уйдут с земли в такой же тихий вечер.

      Что в этом мире ничего не вечно…

      Лишь Он в веках останется один.

      В середине августа было тепло…

      На Старой Площади, в городе Э,

      возле памятника Франсуа Вийону,

      в субботу после полудня

      собралось много народа.

      (Было много детей и воздушных шариков).

      Мэр произнёс торжественную речь.

      Бедный Поэт прочитал стихотворение:

      «Прощай, моя любовь!»

      и пошёл по площади.

      Толпа расступилась,

      и ему под ноги посыпались цветы.

      Поэт подошёл

      к конопатому внуку кондитера Любке

      и попросил одолжить воздушный шарик.

      Бедный Поэт шёл через площадь

      с воздушным шариком в руке

      и улыбался.

      На самом краю он поднялся в воздух

      и полетел.

      (Все поэты улетают на воздушных шарах).

      Он поднимался всё выше и выше,

      пока не превратился в светящуюся точку

      и исчез.

      На площади стояла тишина.

      Внук кондитера Любке закрыл лицо

      обеими