Когда я был в саду, то вдруг увидел

      в окне знакомый силуэт того,

      кого лет десять как не слышно имя

      среди живых. В распахнутом пальто

      он был таким, каким его я помню

      в те времена, когда мы по холмам

      бродили с ним, и даже тьма Господня

      ещё тогда не угрожала нам…

      Теперь он там, откуда только тенью,

      иль силуэтом за моим окном

      напомнить о себе, в недоуменьи

      всех оставляя, будто за бортом…

      Теперь, когда, став поселенцем неба,

      он вдруг приходит в мой холодный дом,

      я накрываю рюмку коркой хлеба

      и думаю о нём, как о живом…

      Я слышал звук, проснувшись этой ночью,

      как будто мыши прогрызают пол,

      но звук из-за окна был, был короче

      и вдруг исчез, как спрятался под стол,

      как в детстве мы. Похожий на пластинку,

      заезженную старою иглой —

      звук жил недолго, будто половинка

      от целого… и как-то сам собой

      он растворился и в ночное небо,

      туда, где звёзды преграждают путь,

      отправился, где, точно крошки хлеба,

      рассыпаны созвездья – как-нибудь…

      Я вслушивался в ночь, но только эхо

      ночного звука где-то в глубине

      ещё звучало… будто бы уехал

      он навсегда, оставив эхо мне.

      Осень считает дни, оставшиеся до зимы.

      Ветер гонит с полей несобранный урожай.

      Ночи опять длинней и долговечнее сны…

      А сваренный утром кофе, больше похож на чай.

      Осень приходит так, как под утро снег —

      быстро и как-то боком, вдоль стенки дома,

      пока не успел проснуться, покуда след

      так не заметен на белом, но по-другому.

      Но пока под утром колдует в саду листва,

      укрывая землю от будущего мороза —

      сны продолжают сниться, пока слова —

      Милый мой, в школу… – звучат не вполне серьёзно.

      За окном квартиры снова дождь.

      Мокрый город ещё спит. Под утро

      сладки сны. И утренний галдёж

      не сбежавших птиц ежеминутно

      в сны вплетается, как будто навсегда

      этот дождь и звук его по крыше.

      На асфальт сбежавшая вода

      с чердака – всё тише, тише, тише

      по бордюрам, по ступенькам – вниз,

      к озеру, что будто чья-то память

      сохраняет отраженья лиц,

      точно зеркало, которого руками

      не потрогать, не разбить об пол…

      Медленно водичка меж