Уже который год не выхожу из дома.

      Лишь иногда в киоск за хлебом и вином,

      за пачкой сигарет с наклейкой про саркому —

      как хорошо, что мир кончается окном,

      где выцветший пейзаж с той стороны – не рядом.

      И мёртвая листва не залетает в дом.

      Ворона сквозь стекло своим дотошным взглядом

      высматривает, что творится за окном.

      Я с ней делил свой хлеб. Крошил на подоконник,

      но ветер уносил другим её обед.

      За это на меня ворчал наш старый дворник,

      а я через стекло кивал ему в ответ.

      Так проходили дни, недели… Улетела

      в конце концов, ворона. Возможно, навсегда.

      На выцветший пейзаж вслед и зима слетела.

      А я опять смотрю на это из окна…

      В соседнем доме хоронили старика.

      Три человека рядом, у подъезда

      о нём печалились. Один издалека

      приехал, видимо – следы от переезда

      на нём остались. Пыль всегда есть пыль,

      как ни отряхивай… Старик в простой рубахе,

      без пиджака, лежал. Должно быть, был

      он не сторонник – что ему от праха

      хорошей ткани. Голая Душа —

      всё, что осталось, да вот эти трое

      у дома, где он прожил неспеша

      почти что век и даже был героем

      очередной неназванной войны.

      Как назовут потом – другое дело.

      Он отдал всё для маленькой страны,

      которую любил так неумело

      и так по-детски. И она сполна

      ему отвесила – квартирой в этом доме,

      где всё и кончилось. И даже не видна

      уже луна в его дверном проёме…

      Поспешно гроб поставили в авто.

      И эти трое, примостившись рядом,

      и четверо, как будто бы в пальто,

      закутались