Вещий отрок, отрок славы,

      Отделившись от других,

      Хладно смотрит на забавы

      Шумных сверстников своих.

      Но гроза зажжет ли блеском

      Почерневший неба свод,

      Волны ль однозвучным плеском

      Пробудятся в лоне вод;

      Ветром тронутый, тоскуя

      Запоет ли темный лес,

      Как Мемнонова статуя

      Под златым лучом небес;

      За ветвистою палаткой

      Соловей ли в тьме ночной,

      С свежей негой, с грустью сладкой,

      Изливает говор свой;

      Взор красавицы ль случайно

      Нежно проскользнет на нем, –

      Сердце разгорится тайно

      Преждевременным огнем;

      Чуткий отрок затрепещет,

      Молча сердце даст ответ,

      И в младых глазах заблещет

      Поэтический рассвет.

      Там, где царскосельских сеней

      Сумрак манит в знойный день,

      Где над роем славных теней

      Вьется царственная тень;

      Где владычица полмира

      И владычица сердец,

      Притаив на лоне мира

      Ослепительный венец,

      Отрешась от пышной скуки

      И тщеславья не любя,

      Ум, искусства и науки

      Угощала у себя;

      Где являлась не царицей

      Пред восторженным певцом,

      А бессмертною Фелицей

      И державным мудрецом.

      Где в местах, любимых ею,

      Память так о ней жива

      И дней славных эпопею

      Внукам предает молва, –

      Там таинственные громы,

      Словно битв далеких гул,

      Повторяют нам знакомый

      Оклик: Чесма и Кагул.

      Той эпохи величавой

      Блеск еще там не потух,

      И поэзией и славой

      Всё питало юный дух.

      Там поэт в родной стихии

      Стих златой свой закалил,

      И для славы и России

      Он расцвел в избытке сил.

      Век блестящий переживший,

      Переживший сам себя,

      Взор, от лет полуостывший,

      Славу юную любя,

      На преемнике цветущем

      Старец-бард остановил,

      О себе вздохнув, – в грядущем

      Он певца благословил.

      Брата обнял в нем Жуковский,

      И с сочувствием родным,

      С властью, нежностью отцовской

      Карамзин следил за ним…

      Как прекрасно над тобою

      Утро жизни рассвело;

      Ранним лавром, взятым с бою,

      Ты обвил свое чело.

      Свет холодный, равнодушный

      Был тобою пробужден,

      И, волшебнику послушный,

      За тобой увлекся он.

      Пред тобой соблазны пели,

      Уловляя в плен сетей,

      И в младой груди кипели

      Страсти Африки твоей.

      Ты с отвагою безумной

      Устремился в быстрину,

      Жизнью