Лет в пять прочёл он «Буратино»,

      Где иллюстрация одна

      Привычной бедности картину

      Ему напомнила. Она

      Показывала бедных хижин

      Худые крыши, если ближе

      Посмотришь, бедных мужиков,

      И всё страною дураков

      В той книжке называлось это.

      На корабле трофейном, летом

      В село однажды по реке

      С любимой книжкою в руке,

      Он ехал с матерью, глазея.

      По берегам была Рассея,

      Вдруг он воскликнул: «Вот она!

      Смотри, та самая страна!»

      Те самые худые крыши

      Гнилых, от пыли серых хат…

      Вдруг слышит окрик: «Тише! Тише!»

      Не зная, в чём он виноват,

      Какую он озвучил ересь?

      Шептал он, взглядом в берег вперясь,

      Что звалось: вражеский поклёп,

      За что тюрьма иль пуля в лоб.

      Совсем взрослеть не торопясь,

      Он рос, почитывая книжки.

      Когда соседские мальчишки

      Вступали в половую связь,

      Пытаясь сексом утвердиться,

      Он стал в библиотеках рыться.

      Хотел узнать из книжек он,

      Вселенной правящий закон.

      Понять, как движутся фотоны,

      Как плотен вакуум и что

      Такое странность пи – мезона,

      Где антимир, и создал кто

      Вселенную из дробных кварков.

      И почему в кино нам жалко

      Людей, обиженных судьбой,

      А так нам не до них с тобой.

      В чём жизни смысл – в познанье мира

      Иль в исправлении его?

      В чём способы, чтоб видеть шире,

      И как из хаоса всего

      Одно собрать изображенье?

      В чём скрыт секрет преображенья,

      В чём связь крещения с водой,

      И как нисходит дух святой?

      В душе он тоже был поэт,

      И романтизм не чужд был Павлу.

      Но хоть порой стихи писал он,

      Свой дар болезнью юных лет

      Считать, как многие, был склонен,

      Был без застенчивости скромен,

      И то стихами мог считать,

      Что вновь и вновь хотел читать.

      В своих стихах он не подругу,

      Красу вселенной воспевал.

      Границу жизненного круга

      Границей он не признавал.

      И место человека в мире,

      И солнца и планет в эфире

      Понятно было для него.

      Он не от мира был сего.

      Проблемами вселенной занят,

      Он жизнь вокруг не замечал.

      Не озлоблялся, не ворчал,

      Надеясь, что жизнь лучше станет.

      Стремясь быстрее в угол свой

      Вернуться к книгам, сам с собой

      Нередко в спор вступал научный,

      И жизнью жил совсем не скучной.

      Он лишь поэзию читал,

      В свободу, словно в Бога, веря.

      Соцреализм, же,