Что справедливость существует,

      Враги наказаны сполна!

      Добро как в сказке торжествует,

      И наш герой приятен нам.

      Как жизнь богата на сюжеты!

      Я благодарен ей за это.

      Поэмы пишут и для дам,

      А те не могут жить без драм.

      Итак, он был широкоплечим

      И светлоглазым, и большим,

      Наивностью хоть не отмечен,

      Идеализмом всё ж грешил,

      И поклонялся только Битлам.

      А толпы называл он быдлом.

      Под глазом лёгкий тик имел,

      Кур и свинину он не ел,

      Свинью считал он с обезьяной

      За прародителей людей,

      И в человеческих изъянах

      Винил природу пары сей,

      Считая род людской химерой,

      Ну, как кентавра, для примера,

      Иль сфинкса, что в песках лежит

      И знает, кто и с кем прижит.

      А куры? С детским впечатленьем

      Он так запомнил петушка,

      Что бегал по задворкам тенью,

      Хотя отрублена башка.

      И впечатлительной натуре

      Старушка древняя культуру

      Напрасно силилась привить,

      Уча во всём примером быть,

      Внушая, что кровей он царских.

      Породистый он вид имел,

      Хоть не носил усов гусарских,

      Да и ценить себя умел,

      Знал из семейного преданья:

      Его пра-пра-прабабка Таня

      Из дев полянинских была

      И родословную вела

      От самой милой из безбожниц…

      Имели первые цари

      Как и Владимир – князь, наложниц.

      В Поляну, бросив третий Рим,

      Царь Пётр наведывался к девам

      Пленяться песен их напевом,

      Их любоваться наготой

      И бесподобной красотой,

      Да предаваться развлеченьям.

      Клянусь, не устояли б вы

      Перед диковинным влеченьем

      Искусных баловниц любви.

      А как они играли в жмурки,

      Из рук выскальзывая юрко

      И хитроумно, и умно

      В Купалу ночью за гумном!

      Когда сам царь, отстав от свиты,

      Нагих девиц впотьмах искал

      Цветов гирляндами увитых,

      Схватив, их гибкий стан ласкал,

      Чтоб среди дев, на нимф похожих,

      Найти по аромату кожи,

      По вкусу губ и форме тел

      Ту, что он больше всех хотел.

      И насладившись красотою,

      Обласканный десятком рук,

      Он оставался на ночь с тою,

      Что знала тонкости наук,

      Известных пленницам гаремов,

      Забыв про царство и про время.

      И в тайных игрищах ночных

      Была та дева лучше них.

      Когда же сладкие забавы

      Давали грешные плоды,

      В отставку без излишней славы

      С наградою за их «труды»

      Дев отставляли, заменяя

      Другими, вряд ли вспоминая,

      Что там, в краю лесных осин

      У них