Карна: «Я и это условье приемлю, –

      Но только втоптать бы ревущего в землю,

      Но только пронзить бы копьем знаменитым

      Врага: пусть неистовый станет убитым!

      И серьги и панцирь отдам, ослабелый.

      Прошу я: когда отсеку их от тела,

      Когда нанесу себе тяжкую рану,

      О Индра, пусть я безобразным не стану».

      А Индра: «Во лжи ты не ищешь соблазна, –

      Не станет поэтому плоть безобразна.

      О лучший из лучших, изведавших слово,

      Подобно отцу, засияешь ты снова!

      Но помни, что только в сражении трудном

      Воюют с врагами копьем этим чудным,

      А если ты в легкой метнешь его сшибке, –

      Тебя же оно поразит по ошибке».

      Карна: «Ты поверь мне, о бог громогласный:

      Копье я метну только в битве опасной».

      И взял он копье, что на солнце блестело,

      И начал он резать мечом свое тело.

      Тогда полубоги, и боги, и бесы,

      Заоблачные раздвигая завесы,

      Увидели, как себя режет великий,

      И вот раздались изумления крики:

      Не чувствуя боли, не ведая раны,

      Светился по-прежнему лик осиянный!

      Литаврами свод огласился высокий,

      Низринулись ливней цветочных потоки

      В честь мужа, что плоть рассекал свою смело,

      Порой улыбаясь. И вскоре от тела

      Он серьги и панцирь отсек, еще влажный,

      И богу вручил их воитель отважный.

      Карну обманул Громовержец лукавый,

      Желая, чтоб стали сильнее пандавы.

      Он ввысь улетел, совершив вероломство.

      Поникло в тоске Дхритараштры потомство,

      Услышав, что Индрою воин ограблен.

      А отпрыски Кунти, узнав, что ослаблен

      Воитель Карна, чей отец был возничим,

      Леса огласили ликующим кличем.