Словно кони в стойлах, в капонирах танки,

      Экипажи чутко дремлют на броне.

      И луна за тучкой, что лицо в ушанке,

      Над военным полем плавает во сне.

      Пулемётов трассы ищут в небе крылья,

      Как с испугу, грохнут пушки вдалеке.

      Ветерок, взлетевший порохом и пылью,

      Пронырнул оврагом к вздрогнувшей реке.

      И в беззвучье снова время погрузилось,

      Словно мир в раздумье на ночном краю.

      Сохрани же, Боже, жизнь мою, как милость,

      В предстоящем утром гибельном бою.

      Машины в тумане – толпою слоновой,

      И хоботы пушек под плёнкой влаги.

      Стоят экипажи, и ротный, уж новый,

      Читает нам чётко сырые бумаги.

      Сапёры нашли в минном поле проходы,

      Ценой своей жизни поставили вехи…

      Атака вслепую – как тяжкие роды:

      Здесь нужно терпенье и вера в успехе.

      Вчера мы горели, на минах нас рвали,

      И пушки долбили по нашему флангу.

      Потери, усталость надежду сковали,

      И нас командир выжимал, словно штангу.

      В нём опыт и сила: горел уже дважды,

      Ни званье, ни орден такому не светят…

      Сказал в заключенье: «Пусть думает каждый,

      Как выиграть бой в предстоящем рассвете.

      Я пешим пойду, и за мной строгим следом

      Все танки в колонне до самой траншеи.

      А что предписали, считаю я бредом,

      Беру на себя приговором на шею.

      Ни грамма спиртного – глотнём на поминках,

      Не все мы вернёмся, такая уж доля.

      Мы – люди живые, и смерть – не картинка,

      Но надо прорваться сквозь минное поле.

      Никто, кроме нас. По местам! Заводи!»

      И ротный пошёл, как сказал, впереди.

      Неуступчива, непорочна…

      С райских кущей штабного тыла

      В пекло боя, в отместку, срочно

      К нам в окопы её скатило.

      Но и здесь она, как и всюду —

      Честь и нежность в сыром бушлате.

      Мне б на мушку того иуду,

      Что пытался подол задрать ей.

      Огрубевшие, мы любили

      В ней и мать, и дитя родное.

      Артогнём нас вчера накрыли,

      И не стало сестрицы Зои.

      Бесприказны и беспощадны,

      Мы рванули в ночи на фрицев.

      Били молча. Жестоко. Жадно.

      Всех, не могших бежать и скрыться.

      Такова была наша тризна,

      В гневе с боем те пушки взявших.

      Может, вспомнишь ты, Мать-Отчизна,

      Дочерей твоих, в битвах павших.

      Спать пора – лопочет перепёлка,

      Зёрна сна рассыпав по земле.

      И луна изогнутой иголкой

      К горизонту падает во мгле.

      Тишина над строчками окопов,

      Что войной начерчены в степи.

      Спит в довольстве сытая Европа,

      Азия встревоженная спит.

      Здесь