На пароходе «Фридрих Энгельс»,

      еще марксист и энгельсист,

      уже во стольком разуверясь,

      я плыл, понурист, не форсист.

      А там солдатик не из крупных,

      гитарой треснутой звеня,

      пел: «Граждане…» – и, носом хлюпнув,

      бубнил: «…послушайте меня…»

      Но, одаряя чувством локтя,

      приветствуя, как земляка,

      меня встречающие лодки

      стреляли дробью в облака.

      И, мне подбавив малость форса,

      шампанское со знаком ОРСа

      вовсю палило на реке.

      Я в братство Братское не втерся —

      притерся, как в грузовике.

      В Москве грозили мне расправой,

      но, отказав им наотрез,

      меня прикрыли своей славой

      герои оттепельной ГЭС.

      Я был тогда в большой опале,

      но мне в ладонь легла рука

      уже прославленного парня

      медвежистого Марчука.

      Был Петя Реутский со мною —

      чуть пьяненький пророк-пиит.

      Он предвещал: «Москва – Москвою,

      Сибирь, однако, устоит…»

      Он мне внушал на пароходе,

      предвидя нечто впереди:

      «С тобою вот что происходит,

      а ты и сам произойди…»

      Мы были оттепелью сами,

      жизнь отдышав от Колымы.

      Мы были сами – наше знамя,

      и серп и молот – были мы.

      Когда мы шли по дамбе с Лешей,

      с Наташей дивной, молодой,

      был день такой-такой хороший —

      ни облачка над головой!

      Сама развеялась опала.

      Прическу ветром не трепало,

      но на залысины мои

      вдруг капля теплая упала,

      потом вторая,

                            третья,

                                       и

      увидел я, что в небе тщится

      не рассмеяться крановщица,

      держа ребенка неискусно, —

      дитя несчастной, но любви,

      который писает так вкусно

      на головы, как на репьи…

      Нет, не кремлевские рубины,

      а этот мальчик из кабины

      благословил меня с небес —

      малыш – приемыш Братской ГЭС.

      Из грязи мы страну тянули,

      но совестью мы не грязнули.

      Мы коммунизм не обманули —

      нас обманули, и его,

      а Фридриху-то каково!

      Враждой политика брюхата,

      но не поддались ты и я.

      Нет двух сторон у баррикады,

      когда на ней стоят друзья!

      Мы не залечим наши раны,

      но научиться бы у них

      не