Крыши …крыши – в окошке глубоком,

      а там – дворы и дальнего провода нить.

      Во мне моя комната умещается только боком —

      кокон человека, когда-то желавшего

      жить.

      Резвое и некошеное

      след в примятой траве

      детской макушкой ерошенная

      проседь на синеве

      память о невозможности

      сладкое бремя век

      всё что из осторожности

      перезабыл человек

      две простых вероятности

      соль на стекле на щеке

      память о невозвратности

      и семафор вдалеке

      …и ещё я помню шпалы,

      дальний говорок земли.

      Шлёпал стрелочник устало,

      поезда куда-то шли.

      Сокровенность – тайная сердца —

      та вагонная скамья:

      потайная в сердце дверца

      мама, бабушка и я.

      Томишь себя, улыбку жизни ловишь

      в зелёном взмахе каждого листа.

      Боишься – оборвёт на полуслове

      смешная погребенья суета?

      Твой путь есть страх: уютное подложье

      коротким снам не унимает боль.

      Ты весь покрыт, как солью, липкой ложью,

      в забвеньях – бог, а в пробужденье – ноль.

      И в зеркала ты смотришь с отвращеньем,

      то вдруг кокетлив, то зачем-то груб?

      Утешься, друг! Всё кончится прощеньем

      и тихим целованьем мёртвых губ.

      Пусть жизнь вернётся в состоянье

      утробных вод предбытия!

      Пусть остановится мельканье,

      пусть пресечётся колея!

      Назад… назад! Пускай надеждой

      вольются солнце и гроза

      в глаза счастливого невежды,

      неотворённые глаза!

      Пускай ресницы станут лесом,

      где за деревьями – туман.

      Пускай неясности завеса

      Ещё продлит святой обман!

      Пусть всё придёт в оцепененье

      неявленных, могучих сил,

      где небо – лишь предощущенье

      и трепет налетавших крыл.

      Ляг вверх лицом, и ты увидишь небо.

      Оно всегда и было