Мы выйдем в сад с тобою, скромной,

      И будем странствовать одни.

      Ты будешь за травою темной

      Искать купальские огни.

      Я буду ждать с глубокой верой

      Чудес, желаемых тобой:

      Пусть вспыхнет папоротник серый

      Под встрепенувшейся рукой.

      Ночь полыхнет зеленым светом, —

      Ведь с нею вместе вспыхнешь ты,

      Упоена в волшебстве этом

      Двойной отравой красоты!

      Я буду ждать, любуясь втайне,

      Ночных желаний не будя.

      Твоих девичьих очертаний —

      Не бойся – не спугну, дитя!

      Но, если ночь, встряхнув ветвями,

      Захочет в небе изнемочь,

      Я загляну в тебя глазами

      Туманными, как эта ночь.

      И будет миг, когда ты снидешь

      Еще в иные небеса.

      И в новых небесах увидишь

      Лишь две звезды – мои глаза.

      Миг! В этом небе глаз упорных

      Ты вся отражена – смотри!

      И под навес ветвей узорных

      Проникло таинство зари.

      Сольвейг! Ты прибежала на лыжах ко мне,

      Улыбнулась пришедшей весне!

      Жил я в бедной и темной избушке моей

      Много дней, меж камней, без огней.

      Но веселый, зеленый твой глаз мне блеснул —

      Я топор широко размахнул!

      Я смеюсь и крушу вековую сосну,

      Я встречаю невесту – весну!

      Пусть над новой избой

      Будет свод голубой —

      Полно соснам скрывать синеву!

      Это небо – твое!

      Это небо – мое!

      Пусть недаром я гордым слыву!

      Жил в лесу, как во сне,

      Пел молитвы сосне,

      Надо мной распростершей красу.

      Ты пришла – и светло,

      Зимний сон разнесло,

      И весна загудела в лесу!

      Слышишь звонкий топор? Видишь радостный взор,

      На тебя устремленный в упор?

      Слышишь песню мою? Я крушу и пою

      Про весеннюю Сольвейг мою!

      Под моим топором, распевая хвалы,

      Раскачнулись в лазури стволы!

      Голос твой – он звончей песен старой сосны!

      Сольвейг! Песня зеленой весны!

      Прошли года, но ты – все та же:

      Строга, прекрасна и ясна;

      Лишь волосы немного глаже,

      И в них сверкает седина.

      А я – склонен над грудой книжной,

      Высокий, сгорбленный старик, —

      С одною думой непостижной

      Смотрю