Твое лицо мне так знакомо,

      Как будто ты жила со мной.

      В гостях, на улице и дома

      Я вижу тонкий профиль твой.

      Твои шаги звенят за мною,

      Куда я ни войду, ты там.

      Не ты ли легкою стопою

      За мною ходишь по ночам?

      Не ты ль проскальзываешь мимо,

      Едва лишь в двери загляну,

      Полувоздушна и незрима,

      Подобна виденному сну?

      Я часто думаю, не ты ли

      Среди погоста, за гумном,

      Сидела, молча, на могиле

      В платочке ситцевом своем?

      Я приближался – ты сидела,

      Я подошел – ты отошла,

      Спустилась к речке и запела…

      На голос твой колокола

      Откликнулись вечерним звоном…

      И плакал я, и робко ждал…

      Но за вечерним перезвоном

      Твой милый голос затихал…

      Еще мгновенье – нет ответа,

      Платок мелькает за рекой…

      Но знаю горестно, что где-то

      Еще увидимся с тобой.

      Ранним утром, когда люди ленились шевелиться,

      Серый сон предчувствуя последних дней зимы,

      Пробудились в комнате мужчина и блудница,

      Медленно очнулись среди угарной тьмы.

      Утро копошилось. Безнадежно догорели свечи,

      Оплывший огарок маячил в оплывших глазах.

      За холодным окном дрожали женские плечи,

      Мужчина перед зеркалом расчесывал пробор в волосах.

      Но серое утро уже не обмануло:

      Сегодня была она, как смерть, бледна,

      Еще вечером у фонаря ее лицо блеснуло,

      В этой самой комнате была влюблена.

      Сегодня безобразно повисли складки рубашки,

      На всем был серый постылый налет.

      Углами торчала мебель, валялись окурки, бумажки,

      Всех ужасней в комнате был красный комод.

      И вдруг влетели звуки. Верба, раздувшая почки,

      Раскачнулась под ветром, осыпая снег.

      В церкви ударил колокол. Распахнулись форточки,

      И внизу стал слышен торопливый бег.

      Люди суетливо выбегали за ворота

      (Улицу скрывал дощатый забор).

      Мальчишки, женщины, дворники заметили что-то,

      Махали руками, чертя незнакомый узор.

      Бился колокол. Гудели крики, лай и ржанье.

      Там, на грязной улице, где люди собрались,

      Женщина-блудница – от ложа пьяного желанья —

      На коленях, в рубашке, поднимала руки ввысь…

      Высоко – над домами – в тумане снежной бури,

      На месте полуденных туч и полунощных звезд,

      Розовым зигзагом в разверстой лазури

      Тонкая рука распластала тонкий крест.

      Он спит, пока закат румян.

      И сонно розовеют латы.

      И с тихим свистом сквозь туман

      Глядится Змей, копытом сжатый.

      Сойдут глухие вечера,

      Змей расклубится над домами.

      В