***

      Всех на суд приглашаю я свой. Да, я жду, приходите!

      Это будет в четверг. Или вторник. О, как ноет темя!

      Я не помню за что. Но звенит оглашено будильник.

      Время!

      Время камни сбирать. Время класть эти камни в корзины.

      Что из ивовых прутьев, из листьев тугих винограда.

      Ах, жена вы Троянская, место вам посередине,

      Менелай будет в партере, в первом ряду три наяды.

      Слишком много шипов и ножей вы мне в сердце кидали,

      вдоль эпохи летят, пепелищей, где Троя сгорела.

      Этот суд – мой последний. А ваш приговор на металле –

      я не помню, чтоб золото кто-то дарил пред расстрелом!

      Вы смеётесь, Троянка? Не я вам на сайте, на файле,

      на портале вбивала осиновый клин в стиле excel,

      я сама против стилей – футболок, заниженных талий,

      где улиткой пупок обнажает всю пошлость рефлекса!

      Я совсем против всех. Обнимите скорей Менелая!

      Здесь в театре абсурда, на рынке тщеславия – густо!

      В чём повинна, скажите – чудная, простая, незлая?

      Или в том, что пишу не на греческом я, а на русском?

      Я бы хлеба поела, ещё бы блинов со сгущёнкой!

      Вы хотите мне крылья обрезать и корни заштопать?

      Бесполезно, родная! Они отрастут на два счёта,

      я могу распустить их, как будто ковёр Пенелопа.

      Вы хотите сказать, что украла ваш сон? Ваши чувства?

      И слова, что в гнезде желторото орали кукушкой?

      Но зубами дракона засеяно поле искусно,

      и Латон сторожит золотое руно за опушкой.

      Мне совсем не до вас, усыплять ваших псов, вашу стражу,

      яд Медеи затух, мёд, как нитка из шёлка, истаял.

      И куда ни взгляни – лесть, обман, разношерстье и лажа,

      да и в мифах у вас – бесполезно! Лишь выход летальный!

      Вы, Троянка, дитя! Вас качает земля колыбельно.

      Ваше тело зарыто под тем гаражом, что у моря.

      А я харкаю кровью. Я вечному лишь запредельна.

      Гильотина – не бог. Да и виселица мне – не горе.

      Вот вхожу в этот зал. Отражаюсь во всех фолиантах,

      в букинистке, фолио, в библии я Гуттенберга.

      За столом третьим – он. Я его узнавала в Атлантах.

      Перерезала память! А он просочился с разбега.

      О, какой длинный свиток всех нежностей и всех сожжений!

      Сопричастий! Касания, молний ударов и сутры!

      И созвездье слона (не забыть бы смертельных ранений!),

      и созвездье медузы. Но утро! Опять нынче утро!

      Оглашайте скорее! В глазах Фаэтоновый ужас!

      Уползайте змеёй из шершавой, что кожа, заплатки!

      Пьют убитые птицы своё отраженье из лужи.

      Ах, гарсон, кружку пива! И танец, конечно, мулатки!

      Оплачу я! Троянка! За это – созвездье слоновье!

      Я считаю слонов. Вижу ваши я голые ноги.

      Без колготок, чулок. И какое-то платье тряпьёвье.

      Впрочем, что ж я о жизни? Наверно, устала