***

      Что вверила в руки твои

      Клаасовый пепел у сердца.

      Весь космос мне душу скровил,

      и кто же тебя подкупил

      за несколько жалких сестерций?

      Так раб может стоить. Цена:

      смех Августу Октавиану

      в Помпее. Какого рожна

      я нынче пригвождена

      к скале, ко кресту и к капкану?

      Ужели ты из стихо-дрязг,

      из шлюшных сетей социальных,

      ужель ты из тех, кто предаст

      за жалкий кусок премиальный?

      Заказчик – всё тот же the best,

      вулкан, сжёгший Рим – исполнитель!

      Наивная я! «О, поймите!» –

      вопила продажной элите.

      А эллины – масло и шерсть

      на рынок несли. Караваны

      текли. Доблесть, слава и блеск

      царили – легки и туманны!

      Я думала, ты мне – сестра!

      А ты – мёртвый город. Продажны

      в нём женщины. Я в твоей краже

      не лучше, не хуже, не гаже.

      Икарами рифма щедра!

      Шопеном. Есенинской плахой,

      повешенным шарфом, рубахой,

      расстрелянным небом в упор.

      И файл и портал нынче стёрт.

      И клинопись нынче в ожогах,

      я выращу ухо Ван Гога.

      И – в порт.

      Там матросики бродят,

      охранники на теплоходе.

      Девицам продажным привет!

      Наташе, Катюше, Ириске.

      Я вся в Прометеевых искрах,

      во мне Прометей ранил свет!

      Я нынче продажных люблю.

      Тебя и простых проституток.

      Мне больше ни больно. Ни жутко.

      Мне больше никак. По нулю!

      ***

      О, я знаю

      из каких артезианских скважин,

      из каких биополей, чаш, ковшей, караваев

      наполняюсь по горло, по плечи даже

      из каких бездонных, бескрайних. Я знаю!

      Из каких веков я цежу эти соки,

      по лицу как они, по одежде стекают.

      Я пропитана сквозь. Мной пропахли истоки.

      Берега и пороги. И вся топь земная.

      Золочёные жилы вдоль скважин разверстых,

      мировые деревья – дуб, ясень и ели.

      В них колядки, стихи, басни, притчи и песни.

      Здесь старушки-соседки. О, как они пели!

      Голоса их сливались в один общий говор.

      Где