С Техасом говорить стихами…

      Доставил и сюда паром.

      Во лбу шумы не затихали —

      Как марафонец с топором.

      Вдохну отчаянно и хрипло,

      Весенний воздушок сырой.

      Моя издерганная скрипка —

      Вот та воистину герой.

      Была и у меня своя метода.

      И я, теряясь в море новостей,

      С чувствительною разницей в три года —

      Когда-то родила на свет детей.

      Но в день один и тот же, как будильник.

      В конце апреля. Так, чтоб в Первомай —

      Мужчина бы наполнил холодильник,

      И – марш к роддому, деток принимай.

      …Так было – лет назад почти что триста.

      Сияло солнце. Плыл пасхальный мир.

      Я не была женою декабриста,

      и обувь у детей не знала дыр.

      Сегодня вспомню об апрельском часе.

      Мне весу было – 45 кило.

      Спасибо, братцы, вам – Олегу, Асе.

      Мне, как и обещалось, повезло.

      Уснула под грозу, встаю с дождем.

      Не слышно соловья или голубку.

      Огромна лужа. Знаю – перейдем.

      Что дождь промочит —

      Выжмем, будто губку.

      Ну что погода? Я же пилигрим.

      Мне дождь как солнце.

      Без стиха – ни шагу.

      Перо отточим, рифму заострим.

      Вставай, Планше,

      Давай сюда бумагу.

      …Кролик чугунный, эпический, давай-ка, меня вези.

      Самой не добраться до поезда —

      Мне, слабенькой и усталой.

      И пусть никто не показывает мне Бондарчука вблизи…

      Все-таки он металлический,

      Не нравящийся мне малый.

      Не тянет он на титана.

      Странная голова…

      Наподобие набалдашника.

      …Голос полон дурной морали.

      Из Бахчисарайского фонтана – играл бы, пока я жива.

      Или Отелло – как папа.

      Как они уже и играли…

      Тогда вот так… я в Лейпциге была.

      Как водится, я людям песни пела.

      Ко времени едва-едва успела,

      Прихрамывая, по перрону шла.

      И вот, когда почти окончен кросс,

      Я из иных времен встречаю фото:

      Старинный черный тяжкий паровоз.

      Угрюмый, но готовый для полета.

      …В рабочем виде, дремлет на пути.

      И сверху ящик с угольком

      Искрится.

      Вот-вот, пожалуй, может отойти,

      Едва огонь, где надо – загорится.

      Устало осмотрела уголок.

      И вижу – камень и резьбу на камне.

      И сверху так насыпан уголек…

      И тут, боюсь, не хватит языка мне.

      Я вижу ясно слово «Терезин».

      И на вокзале, чистом и прозрачном —

      Тот самый ветерок меня пронзил.

      Окутал