День изо дня он обретал повсюду

      Усладу в думах, что, как трут, поджечь

      Могли бы сердце, гордое покуда;

      Из тех очей прекрасных мнил извлечь

      Благую влагу, пламени остуду,

      И хитростью искал он с нею встреч,

      И если мельком видеть удавалось,

      То пламя в сердце паче разгоралось.

      Гулял везде, болтал и то и се,

      И восседал один или со свитой,

      И пил и ел, но дни и ночи все,

      Где б он ни находился, в грезе скрытой

      О Крисеиде думал, о красе,

      Воображал глаза ее, ланиты

      И мнил: ей Поликсена не чета,

      Елене лишь подобна красота.

      Ни часу между тем не проходило,

      Чтоб не твердил по сотне раз себе:

      «О светочей губительная сила,

      О Крисеида, видно, бог тебе

      Дал доблесть, чтоб меня она пленила,

      Так милостива будь к моей судьбе;

      Никто иной не возвратит мне счастья,

      Лишь ты одна, которой принял власть я!»

      В нем не было ни мысли о войне,

      Что длилась в это время, ни о здравье;

      В его груди, томящейся в огне,

      Слова звучали, доблесть дамы славя

      И красоту; тем занятый вполне,

      О ране только думал он, растраве

      Своей крови; и посвящал свой ум

      Заботе и усладе – этим двум.

      Жестокость браней, тягость положенья

      И Гектора, и братьев остальных

      Почти не вызывали в нем смущенья,

      От грез не отвлекали потайных;

      Но в самые опасные сраженья

      Вступал он и пред взорами других,

      И греков, и троян, прослыл героем,

      И ужасались, и пленялись коим.

      Не ненависть его стремила в бой,

      Не цель спасенья отческой державы,

      Великой Трои, кою ворог злой

      Осадой стиснул, – только жажда славы,

      Чтоб видели, каков он был герой;

      Ради любви (вы мне поверьте, право)

      Свирепым, сильным он прослыл в войсках,

      Во всех врагов, как смерть, вселяя страх.

      Как от любви он не имел защиты,

      Так был и сна и отдыха лишен,

      В нем яства не рождали аппетита,

      И был он бледен с виду, изможден,

      Но всё скрывал под речью деловитой

      Иль под притворным смехом ловко он,

      И каждый, видя, мнил, что, безусловно,

      То от страды военной, не любовной.

      И так умело прятал он свой пыл,

      Что Крисеида или же не знала,

      Что с ним творится, ибо он таил,

      Иль притворялась, мол, не угадала,

      Но было очевидно, что Троил

      И вся его любовь, что в нем пылала,

      Ей