Пробуждение было тёмным и почти не прибавило пространства для мыслей. Потому что пленников поместили в огромный подвал неизвестной дачи, доверху набитый бутылками с фальшивым коньяком, и нещадно поили их для исключения возможности побега. Между галлюцинациями и расстройством желудка Скрыбочкину с Парахиным удалось понять из объяснений бандитов лишь одно: Управлению безопасности предложено обменять заложников на пятьдесят миллионов долларов.

      – Нет, это несправедливо, я не представляю, зачем тратить на меня государственные средства! – обращался иногда прапорщик Парахин к майору Скрыбочкину, тревожно теребя то пуговицы на сорочке, то ремень на брюках, а то и попросту собственные уши. – Ишшо недаром в пословице говорится: позычишь у чёрта рогожу, отдать надо будет и кожу. Вот я и опасаюсь этакой взаиморасчётности с государством. У нас же с тобою слава казачья, а жизня собачья. Ну прямо никогда заранее не угадаешь, откудова может приблудиться незадача, вот же ж здрас-с-сьте вам, бабушка, в Юрьев день! Как думаешь, Сидор, выкупят нас или оставят в покое и спустят всё на тормозах?

      – Не дай бог, штобы выкупили, даже не говори об такой возможности, Семён, – приблизительным голосом хрипел Скрыбочкин в ответ, с неохотой отстраняясь от бутылки. – Или ты жалаешь, штобы у меня сердце раскололось на куски от разочарувания? Ха-ха-ха, эти бандюки не на таковского напали, от меня же не так просто избавиться! В том вся их беда недоумочная! Они меня ещё плохо знают! Да я ж теперя отсюдова ни одной ногой, штоб отакую жисть на казенную службу променять!

      – А шо станем делать, если дойдёт до выкупа? – сверкал глазами Парахин, изгибая губы книзу тугим боевым луком.

      – Да ничего преждевременного делать не надобно, – твёрдо удерживался в прямой колее Скрыбочкин. – Тебе дай волю, дак ты и наделаешь, уж я знаю. Моё мнение простое: ни к чему нам зазря пыжиться, стараючись прыгнуть дальше своей головы. Нам ещё нихто не обчёл наперёд судьбу по картам, штоб сообщить прямое огорчение. Потому не торопись с выводами, обожди, покамест жисть не подскажет доподлинно, што зачем и хто почём.

      – Тоже верно. Куда нам торопиться? А ить, в принципе, и некуда. Золотая твоя голова! Всему умеешь подобрать наиправильную формулировку!

      – Вот и я завсегда об том говорю: тише едешь – дальше будешь. А вообще, в нашей жисти самоглавное – это верно схформулировать свои ближайшие задачи, тогда можно не бояться причинноследственности. И не усложняться мыслями навстречу порожнему любопытству об своём будущем.

      – Ото ж давай и выпьем за то самое.

      – За што самое?

      – За наш с тобою спокой!

      – Согласный, друже. За спокой – это святое дело. Уж его мы как-нито худо-бедно заслужили. Потому што мы с тобой самые