Все неслышней и все бестолковей

      Дни мои потянулись теперь.

      Успокойся, а я-то спокоен,

      Не пристану к тебе как репей.

      Не по мне эта мертвая хватка,

      Интересно, а что же по мне?

      Что, московская ленинградка,

      Посоветуешь поумней?

      Забываю тебя, забываю,

      Неохота тебя забывать,

      И окно к тебе забиваю,

      А не надо бы забивать.

      Все давно происходит помимо,

      Неужели и вправду тогда

      Чередой ежедневных поминок

      Оборачиваются года?

      От мороза проза

      холодеет так —

      розовая рожа,

      вскинутый пятак.

      Чет – нечет,

      а может, черт,

      может, все возможно,

      если улица течет

      у тебя подножно.

      Если улицы, мосты,

      переулки, лестницы

      навсегда в себя вместил —

      все во мне поместится.

      Все поместится во мне,

      все во мне поместится —

      онемею – онемел —

      переулки, лестницы.

      Цветет себе, не опадая,

      то дерево среди веков,

      где откровенность молодая

      и откровенность стариков.

      И посторонний человек

      сочтет уже за дерзновенность,

      и примет он как откровенность

      твой черновик и твой побег.

      Бежим! Но ловкостию рук

      творим иллюзии другие,

      как будто нам все недосуг,

      зато желания благие.

      По белому снегу

      я палкой вожу,

      стихи – они с неба,

      я – перевожу.

      Чего, переводчик,

      стемнело к пяти,

      и разнорабочим

      к пивным подойти?

      Он ярок, он желтый

      тот свет от пивной,

      не жулик, не жлоб ты,

      но где-то виной,

      среди занавесок,

      зеленой травы, —

      а желтый – так резок,

      и синий – увы.

      Вот так бы, казалось,

      без всяких увы,

      ну самую малость —

      остаться живым.

      И снег тот февральский,

      и свет от пивной

      кружили бы в вальсе,

      но где-то виной —

      стою, понимая

      средь света и тьмы,

      что около мая

      не станет зимы.

      То зимним, то летним

      прикинется день,

      его не заметим

      сквозь всю дребедень.

      Но только бы – только —

      осталось в глазах,

      хоть малою толикой…

      Гремят тормоза —

      трамвай – и вечерний

      снежок – или снег?

      Наметим, начертим

      почти