Нелепо ли, братцы? – Конечно.

      Еще как нелепо, мой свет.

      Нет слаще тебя и кромешней,

      тебя несуразнее нет!

      Твои это песни блатные

      сливаются с музыкой сфер,

      Россия, Россия, Россия,

      Российская СФСР!

      И льется под сводом Осанна,

      и шухер в подъезде шмыгнул.

      Женой Александр Алексаныч

      назвал тебя – ну сказанул!

      Тут Фрейду вмешаться бы впору,

      тут бром прописать бы ему!

      Получше нашла ухажера

      Россия, и лишь одному

      верна наша родная мама,

      нам всем Джугашвили отец,

      эдипова комплекса драму

      пора доиграть наконец…

      А мне пятый пункт не позволит

      и сыном назваться твоим.

      Нацменская вольная воля,

      развейся Отечества дым!

      Не ты ль мою душу мотала?

      Не я ль твою душу мотал?

      В трамвае жидом обзывала,

      в казарме тюрьмою назвал.

      И все ж от Москвы до окраин

      шагал я, кругом виноват,

      и слышал, очки протирая,

      великий, могучий твой мат!

      И побоку злость и обиды,

      ведь в этой великой стране

      хорошая девочка Лида

      дала после танцев и мне!

      Ведь вправду страны я не знаю,

      где б так было вольно писать,

      где слово, в потемках сгорая,

      способно еще убивать…

      О Господи, как это просто,

      как стыдно тебе угодить,

      наколки, и гной, и коросту

      лазурью и златом покрыть!

      Хоругви, кресты да шеломы,

      да очи твои в пол-лица!

      Для этой картины искомой

      ищи побойчее певца!

      Позируй Илье Глазунову,

      Белову рассказ закажи

      и слушай с улыбкой фартовой,

      на нарах казенных лежи.

      Пусть ласковый Сахар Медович,

      Буй-тур Стоеросов пускай,

      трепещущий пусть Рабинович

      кричат, что не нужен им рай –

      дай Русь им!.. Про это не знаю.

      Но, слыша твой окрик: «Айда!» –

      манатки свои собираю,

      с тобой на этап выходя.

      И русский-нерусский – не знаю,

      но я буду здесь умирать.

      Поэтому этому краю

      имею я право сказать:

      стихия, Мессия, какие

      еще тебе рифмы найти?

      В парижских кафе – ностальгия,

      в тайге –