Года без сожаления и мести

      Сломили сталь героев. Жалкий нищий,

      Пришел ты на родное пепелище,

      Чтобы проститься с ним и жизнью вместе,

      О капитан мой. В колдовской пустыне

      Цвет Португалии полег, спаленный,

      И вот испанец, в битвах посрамленный,

      Крушит ее приморские твердыни.

      О, знать бы, что у той кромешной влаги,

      Где завершаются людские сроки,

      Ты понял: все, кто пали на Востоке

      И Западе земли, клинки и флаги

      Пребудут вечно (в неизменном виде)

      В твоей вновь сотворенной «Энеиде».

      Круговращенье созвездий не бесконечно,

      и тигр – лишь один из призраков наважденья,

      но, не встречая нигде ни случая, ни удачи,

      мы считали, что сосланы в это бездарное время,

      время, когда ничего не могло родиться.

      Мир, трагический мир был далеко отсюда,

      и нам предстояло найти его в прошлом:

      я сплетал убогие мифы о двориках и кинжалах,

      а Рикардо мечтал о своих табунах и загонах.

      Кто мог подумать, что завтра вспыхнет зарницей?

      Кто предвидел позор, огонь и нещадную ночь Альянса?

      Кто бы сказал, что история хлынет на перекрестки —

      наша история, страсть и бесчестье,

      то́лпы, как море, гулкое слово «Кордова»,

      смесь реальности и сновиденья, ужаса и величья!

      Закон ли тайный или явный случай,

      Свершая мой сновиденный удел,

      Велят, незаменимая отчизна,

      Наполнившая срамом и величьем

      Сто пятьдесят невыносимых лет,

      Чтоб, капля, я воззвал к тебе, стремнине,

      Чтоб, миг, заговорил с тобою, время,

      И в задушевный разговор влились

      Обряд и мрак, возлюбленный богами,

      И храмовая чистота стиха?

      Я, родина, искал тебя в руинах

      Окраинных бездонных вечеров,

      В репье, ветрами пампы занесенном

      На лестницу, в невозмутимых ливнях,

      В неторопливом обиходе звезд,

      В руке, пощипывающей гитару,

      В могучем притяжении степей,

      Которые владеют нашей кровью,

      Как море – саксами, в благочестивых

      Крестах и чашах родовых могил,

      В еще девичьей нежности жасмина,

      В серебряной монетке, в шелковистом

      Прикосновении немой каобы,

      Во вкусе мяса, в сладости плода,

      В двухцветном флаге над щипцом казармы,

      В заношенных легендах о ноже

      И винной стойке, в тысячах закатов,

      Ушедших и осиротивших